Здесь читаем работы и выбираем лучшую. Обсудить работы можно в
этой теме.
Для затравки - скриншоты, по которым писались рассказы:
[hide]
[/hide]
Работа 1
Плоды трудов моих[hide]
Как дань уважения, Йенми запихивают в каверну первым.
Руки связаны, лицо разбито. Некогда гроза белого берега, за два дня пути разбойник растерял свою… грозность.
Как же больно падать с самой вершины. Вершины славы, разумеется: на Высокий Хротгар, на любой пик, надо еще забраться, а излюбленные предательства и показные порки, даже убийства, тут не помогают.
Но к Дагону сожаления, Йенми всем доволен. К тому же, вот и первые встречающие. Разбойник широко улыбается, отчего кровавые, ссохшиеся полоски губ трескаются, оживают: новые капли зреют и тянутся уползти к грязной бороде.
Женщина-бретон отвлекается на секунду от ковки, бросает мимолетный взгляд на пленника. Усмехается. Бьет с размаху по заготовке, заставляя кучки маленьких искр рассыпаться вправо и влево.
Лили. Хороший пример обиженной женщины. "Красотка. Но локти ее…", Йенми до сих пор вспоминает эти ее локти, острые, как бычьи рога. Доставалось по ночам, когда она, спящая, вертелась. И ведь не хотела спать раздельно! Что-то там про "только мой" и "пусть другие знают". Бабский треп. Йенми даже обрадовался, когда она ушла.
"Если обижаешься на "мне с тобой надоело", так это у тебя в голове проблемы, а не у меня".
В своих суждениях Йенми был молниеносен – и предельно краток.
Когда следом за девкой и этим, как его, то ли Гарольдом, то ли Хевором, началось повальное бегство из его стана, даже когда за полгода смылось больше половины банды – разбойник не волновался и не обращал на это внимание оставшихся. К чему? Им же добычи больше оставалось.
Редкой, обедневшей и почти бесполезной добычи, истощенной войной, драконами и всяческими другими бедствиями. Обычно бандит рубил жертв до того, как те начинали свое нытье.
Лили бьет заготовку еще раз, Йенми толкают в спину.
"Живее!"
Перед очередным тоннелем бандит успевает заметить еще одну девицу: та уселась на уступе и наблюдает за работой в кузнице. Хельга. Должно быть, мечтательно упирает щеку в плечо лука. После первого раза Йенми честно ей признался, что та не в его вкусе. Ответ Хельги слышала вся банда. Следом за ней ушел и Толлер. И вот это уже стало проблемой. Полгода спустя Йенми остался в окружении самых преданных, сильных – и отнюдь не самых умных людей.
Упокой Аркей их души.
В следующей каверне – о забвение, как им не страшно с такими подпорками? – сидят, играя в кости, трое. Йенми узнает лишь Гарольда-Хевора. Самый первый "переселенец", ушел из-за отобранного меча, трофея. Боссу давно хотелось такой. Иногда просто бешеным становишься в погоне за желаемым.
Но бандит не жалеет. Гарольд – или Хевор – усмехается, как и красотка Лили. Все эти знакомые лица явственно предупреждают о том, какой прием уготован бывшему главарю шайки. Ох, и воздастся тебе за грехи твои, Йенми!
Но ведь он же не обижал их. Почти. Так, дружеские насмешки, обычные, житейские дела – в больших городах такое повсюду! Ну, да, этот случай с нордом на Г или Х. Плюс те, кто никогда и не "дружил" с ним. Но в сильной банде такие чистки – необходимое зло. Только так и держатся у власти.
В любом случае, настоящие обиды вспоминать уже некому. А эти?
Йенми, в конце концов, считай, подарил им новый дом. И лучшие условия труда.
Разве остальное важно?
Обиды обидами, да как только разбойник выдаст свой тайник с золотом, Сйоринг тут же снесет ему башню.
Сйоринг – местный воротила. Сильный и страшный, как сам Йенми, только с гораздо, гораздо худшим чувством юмора. Кулаки, да записи в черную книжицу – это ни разу не смешно. Хотя, полгода назад Йенми позволял себе усмехнуться в адрес этой книжицы, если кто-то вообще вспоминал о банде-конкуренте из владения Вайтран.
Впрочем, почему бы не посмеяться и сейчас?!
- Эй, Сйоринг! А ты запишешь в дневник, в какой угол закатилась моя голова и кого стошнило?
Ответом: толчок и подсечка. Процессия уже в следующем отделе "убежища". Бедный Толлер, отвлекшись от варки, тянется на помощь, а потом вспоминает, кто перед ним.
Йенми, на чьих зубах скрипит невкусная грязь, поднимается сам. Усмехается. Недобрым взглядом смотрит в глаза бывшего повара.
Славный малый. И умный, и готовил вкусно, и делил на всех поровну, только эта его… романтика. Девки всегда им вертели. Ну, вот и довертели.
Готовь теперь своему Сйорингу.
Кушайте не обляпайтесь.
Йенми улыбается еще шире: в глазах Толлера – стыд. Первый бандит, опустивший взгляд при виде бывшего заправилы.
Да, с поваром Йенми не ссорился. Возможно, история с Хельгой действительно оказалась неприятной и болезненной для Толлера, но ведь ни один, ни другой разбойники тут ни при чем. Жизнь, можно сказать, учит обоих не отказываться от халявы.
Йенми и не отказывался.
Стыд! Вина! Ха! Бедный Толлер – очевидно, Хельга подговорила его рассказать о кладе босса. Толлер стукач! А ведь был самый честный и "свой" в банде. Ничего, видно, еще не так его покрутят. Повар, хм…
Едва помощник успел раскалить кусок стали, Йенми вовсю заорал, что сдается. Щеку ему все-таки прижгли. Когда смог заговорить, выдал местоположение клада.
Сйоринг тут же отправил двоих самых надежных, из тех, что не смоются, соблазнившись золотом. Два дня туда, два дня обратно. То, что надо.
- Ты же не знаешь, вдруг я соврал, - сказал Йенми, когда его заперли в пустой собачьей клетке. - Четыре дня, и сможешь со спокойной совестью меня зарубить. Если, все-таки, клад найдут.
Сйоринг рассмеялся.
- Ты подлый бандит, Йенми Драконий Зад. Только в этот раз место сходится с тем, что мне… нашептали, - Сйоринг усмехнулся. – Плохо иметь конкурентов! Да и меч уже наточили. Лили, она, знаешь, милая…
- Плохое у тебя чувство юмора, Сйоринг.
- Ага. Знаешь, пожалуй, дождусь рассвета, соберу всю твою бывшую банду, подберу пенек получше. Послать к тебе кого-нибудь, на задушевный разговор? Э, нет. Посиди, помолись богам, если ты вообще в них веришь.
Проснулся он, окутанный мраком. Дышать стало тяжело, веревка теснее прижала мешковину к шее.
- Не рыпайся, - проговорил кто-то. – Или потеряешь сознание.
Потом, ему, ослабшему, связали руки. Несли, не очень долго, несколько раз потерли спиной о своды, и, наконец, бросили на землю. Земля была горячей.
От света, когда содрали мешок, Йенми чуть не ослеп. В двух шагах горел огонь и палил, обжигал лицо и раны.
"Только бы не бороду. Ей итак досталось".
- Что за…
- Молчать! – приказал Гарольд-Хевор. И тут, осмотревшись, бандит увидел Сйоринга. Его лицо мелькало позади языков пламени. Понурый, воротила так же стоял на коленях со связанными позади руками.
- Мы собрались здесь для суда. Волей банды, слитой из двух, голосом каждого, мы сейчас выберем себе одного вождя. Или приговорим обоих к смерти.
Йенми расхохотался. Сйоринг заговорил гадости, приказывал отпустить или он, его люди, всех перебьют.
- Недовольные, - заметил Г-Х, - мертвы. Спасибо Толлеру. Те же, кто настроен менее серьезно. Подозрительные, но важные, - Гарольд-Хевор оглядел толпу разбойников, собравшихся вокруг костра, - получат окончательное противоядие, когда проголосуют.
Сйоринг попробовал встать, едва не упал в костер, и снова стал плевать ядом в заговорщиков.
Грязные предатели.
Хельга стукнула его плечом лука, чем и заткнула, дав дорогу оратору.
- Итак, - сказал Г-Х. – Здесь у нас Йенми, бывший вожак одной из сторон. Шутник, каких мало, - съязвил судья. – На его совести многочисленные оскорбления, порки, убийства соратников по оружию. Особая вина его перед Толлером.
Все посмотрели на упомянутого, тот – на Хельгу. Хельга молчала.
- Напротив него – глупый тиран, одержимый жаждой золота, жестокий человек. Но: по крайней мере, если он кого-то уважал, то не пытался как-то их унизить.
- Упокой Аркей души этих несчастных.
- Ваши голоса, братья по оружию: этот, Сйоринг: жить ему или умереть? А этот, Йенми?
Повисло молчание. Голосовали, указывая вверх или вниз большим пальцем.
Подсчитав голоса, Хевор – или Гарольд – снова заговорил.
- Кто-нибудь хочет занять место вождя?
Лили снова толкала его в бок. Утром будут синяки. Но чем-то это, пожалуй, даже приятно.
- …И ты не должен ни на ком срываться. Мы долго пытались вызвать у них симпатию россказнями о тебе. "Вот, он славный, только вот эта выходка…". Будешь буянить – мигом урезонят.
Ох, бабы.
- Если бы не ваш дурацкий маскарад, этого бы не было! Надо было действовать по плану!
- Нет, всех травить незачем, они… полезны. Да и к тому же – так лучше, для тебя же самого. Слишком вольный. Эта сучка Хельга – у вас действительно что-то было?
- Что? Вранье это все, для нее это просто самый убедительный предлог.
- …Я же только твой и все такое.
- И, как хочешь, но этого Гарольда или Хевора, или как его там? Уж его-то я за представление…
- Йенми. Его зовут Йенми. И это не его идея.
- Что?! А, кажется, понял. Ух… бестия.
Когда Лили уснула, старый новый босс мысленно поздравил себя с переездом. В Скайриме, может, и война, и пресловутые драконы, - да хоть вампиры с оборотнями! Жить здесь хорошо.
…Если ты недалеко от торгового пути, твое убежище надежно скрыто от стражи, и окружают тебя верные спутники.
Ну и люди. Жертвы. Жертвы нравились ему больше всего. Готовые на все, лишь бы сохранить последний кусок хлеба, или же другой тип, наиболее выгодный. Это люди, согласные отдать последнюю рубаху ради самого ценного. Ради собственной жизни.
- Ну и где этот… повар?
Так его и так.
За столом не хватало еще нескольких людей.
- Я проверю, - сказал один из "новеньких". Он, видимо, уронил меч, когда скрылся за поворотом: что-то звякнуло.
А потом Йенми услышал. Он даже подпрыгнул и упер руки в столешницу.
- Кто? Я идиот?
Ничего не понимающий разбойник посмотрел на него. Испуганно. Тупо.
Подпрыгнула, отбросив стул, Лили.
- Там, я что-то видела.
Хельга пошла за ней.
И снова кто-то обозвал босса.
"Злокрысья морда!".
Слева или справа?
Йенми ухватился за рукоять меча, того самого, трофейного, отобранного у… Гарольда. Пусть будет это имя.
- Кстати, а где Гарольд?
Снова что-то звякнуло, и покатилось. Тяжелое, похожее на кастрюлю, полную каши.
Кто-то закричал.
[/hide]
Работа 2
[hide]
…Дракон снова жил. Алдуин, Пожиратель Миров, поднял его из кургана, как и многих других его собратьев. Дракон кружил над лесом, вспоминая забытое чувство полёта; мощные лёгкие, каждый раз словно впервые, вдыхали морозный воздух. Пролетая над поляной, где паслись олени, дракон на лету пустил в их сторону струю пламени. Животные бросились врассыпную, однако одного из них, похоже, задело и олень так и остался лежать на поляне. Дракон приземлился и вонзил зубы в тело жертвы. Он чувствовал этот забытый вкус мяса, ещё хранящего живое тепло.
Дракону нужно было жилище. Неподалёку возвышалась отвесная скала, в расщелине которой нашлась подходящая по размеру пещера, попасть в которую можно было, только если у тебя есть крылья. Однако на поляне у подножия скалы находилось человеческое жилище – там жили двое. Они тоже заметили дракона – он слышал их голоса, когда они впервые его увидели: высокий голос разговаривал громко, дракон чувствовал страх в его звучании. Низкий голос говорил тише и спокойнее. Вскоре высокий голос успокоился.
Дракон несколько дней наблюдал за людьми. Один из них – мужчина – часто уходил в лес, принося потом тушки зайцев, оленей, рыбу. Разделывал их, отделяя мясо от шкур, а шкуры обрабатывал на специальном приспособлении. Иногда он рубил деревья на куски, складывая всё это горкой у стены. Похоже, что люди потом сжигали поленья в доме, что бы согреться. Второй человек не ходил в лес – это была женщина, она занималась растениями, которые росли возле дома. Иногда она поворачивалась к горе и, прикрывая глаза ладонью, если погода была солнечной, вглядывалась в ту её часть, где находилась пещера дракона. Так же она забирала мясо, которое приносил мужчина, и готовила из него пищу – до дракона доносились запахи, похожие на те, когда он подпаливал тушку оленя огнём. Однако в этих запахах были ещё какие-то примеси – острые ароматы, не известные дракону и неприятно щекотавшие ноздри. Несколько раз люди вставали раньше обычного, нагружали небольшую телегу мешками, ящиками со шкурами и плодами и уходили с ней в сторону дороги – после этого домой они обычно возвращались поздно вечером, а шкур и плодов в телеге уже не было, однако люди выглядели довольными – голоса их звучали радостно. Иногда дракон слышал, как они снова говорят на тех же тонах, на которых говорили, когда впервые его увидели.
Ещё у людей жило прирученное животное, серое и лохматое, по размерам не уступающее местным волкам – дракон смутно помнил, что люди зовут их собаками. Дракон слышал, как оба человека называют её по имени, а мужчина часто брал собаку с собой на охоту. Иногда, когда дракон был в пещере и наблюдал, собака начинала громко рычать и лаять в сторону его скалы. Женщина тут же принималась её успокаивать, пытаясь заставить вести себя тише.
В принципе, люди не досаждали дракону – они никак не мешали ему, а он не мешал им. Дракон не знал, почему в один из дней он решил совершить то, что совершил – возможно, это были инстинкты. Люди жили на территории, которую он облюбовал для себя, охотились в том же лесу, собирая довольно много добычи. Дракону не хотелось искать другого места и в какой-то момент надоело делить своё обиталище с людьми. В одну из ночей, когда они уже улеглись спать, так как не было слышно их голосов, а в окнах их дома погас свет, дракон вылетел из своей пещеры и завис в воздухе над их крышей. Конечно, собака тут же его почуяла и подняла громкий лай, разбудив хозяев. Она выскочила из дома и начала лаять и рычать на дракона, смотря прямо на него. Следом за ней выскочили люди, мужчина держал в руке топор. Дракон навсегда запомнил страх, отразившийся на их лицах, когда они заметили его над крышей своего дома. В этот момент дракон обдал дом струёй пламени. Мужчина схватил женщину за руку, и они бросились было бежать, однако далеко не ушли – дракон переместил пламя с дома, который уже пылал, на них. Люди вспыхнули не хуже своего жилища, а дракон продолжил поливать пламенем всё вокруг. Дракон видел, как люди метались, крича, но вскоре упали на землю и затихли. Теперь всё было кончено, только собака куда-то запропастилась. Однако до неё дракону не было дела. Людей – по крайней мере, живых – больше не было на его территории, а это главное. Он ещё раз окинул взглядом разгром и пепелище, которые учинил, и вернулся в свою пещеру.
…Довакин бодрым шагом шёл по дороге, направляясь в очередной бандитский лагерь, что бы уничтожить парочку головорезов, за которых была назначена награда. Хорошо быть драконорожденным, воспетым в легендах, однако один только этот громкий титул не способен прокормить, поэтому приходилось не гнушаться такого рода работёнкой. Уже стемнело, однако дорога на его пути пока что была безопасна. Неожиданно Довакин заметил сидящее впереди у обочины животное, издалека напоминавшее волка. Довакин на всякий случай сжал рукоять меча, однако это оказалась всего лишь собака. При его приближении она тут же вскочила, коротко гавкнув, отбежала от дороги и обернулась, похоже, зовя его следовать за собой. Довакин, который точно таким же образом нашёл пса Мико, который указал ему дорогу к дому своего хозяина, решил последовать за ней. Собака устремилась куда-то в лес, то и дело лая. Конечно, она бежала куда быстрее человека, однако Довакин ориентировался на её голос.
Совсем скоро деревья расступились и его взгляду предстало место, которое, похоже, раньше было чудесной поляной, с одной стороны окружённой высокими елями, а с другой стороны возвышалась гора. Тут же тёк ручей, а посреди поляны стоял дом. Перед ним сидела та самая собака, а на чистом звёздном небе, как на ладони, виднелись Массер и Секунда. Однако дом был полностью обгорелым, так, словно его буквально поливали огнём. Стены были в копоти, трава и растения вокруг – выжжены. Вокруг валялись остатки таких же обгоревших предметов обихода вроде стульев, посуды и прочего.
«Дагон меня побери, что же тут произошло», - пробормотал Довакин и принялся исследовать место, что бы хоть что-то понять. На первую улику он наткнулся почти сразу – совсем рядом с домом лежали два человеческих тела. Они выглядели так, словно были сожжены заживо и скончались от ужасных ожогов, полностью покрывших их кожу. Рядом с одним из них валялся топор. Довакин направился в дом – там всё было не в лучшем состоянии. Разгребая обгоревшие доски, он наткнулся под ними на небольшой металлический сундучок. Вскрыв замок, он нашёл небольшую сумму денег, какие-то торговые записи и книгу с застёжкой, которая оказалась дневником одного из жителей этого места. Довакин пролистал страницы, и ближе к концу наткнулся на запись, в которой говорилось: «Разговоры про драконов я уже слышал, но верить не хотелось, до недавних пор. А потом на той неделе один прилетел, и теперь всё время туда-сюда летает, с горы неподалёку. Жена говорит, надо уходить отсюда, переселиться куда-нибудь. Я ей сказал, это глупости. Не будем его трогать – и он нас не тронет. Но всё же, по мне, лучше донести местным властям. Логово твари находится к югу, за нашим домом, где-то на горе».
После этого всё сразу стало понятно – лучше бы эти люди всё же переселились отсюда, тогда им не пришлось бы сейчас лежать обгорелыми в окружении своего когда-то благополучного хозяйства. Но что ж, спасибо этому человеку за то, что он указал примерное местонахождение драконьего логова. Довакин непременно наведается туда, и страшная тварь больше не убьёт ни одного человека.
[/hide]
Работа 3
Лучший друг стражника[hide]
— Несомненно, вы можете пройти. Однако скоро в городе будет ярмарка, вы наверняка захотите на ней побывать. А дежурство нам никто не отменял. К тому же...
Хозяин, слегка поморщившись, сунул в ладонь стражнику несколько монет, вошёл в ворота, не оборачиваясь, зная, что я всегда последую за ним. Стражник же, нагло ухмыляясь, спрятал "честно заработанные" в мешочек на поясе и хотел было уже снова принять скучающую позу и продолжить учить молодняк непростой науке "королевского стража", как вдруг заметил меня.
— Эй, парень! А за собаку кто платить будет? — Крикнул он, взглядом указывая на меня. Похоже, что сегодня у него был просто отличный день и он решил прожить его с пользой, а заодно и денежек заработать.
— Ау, не слышишь, что ли? Я к тебе обращаюсь! Это же твоя псина, я видел, она с тобой пришла, — снова крикнул он, уже явно сердясь на то, что его игнорируют.
— Какая ещё псина? — Спросил хозяин, — Эта? Так она не моя. Увязалась за мной во-о-он за тем поворотом. Я подумал, что она ваша, поэтому платить за неё я не собираюсь. Так-то, — Небрежно добавил он, отвернулся и пошёл дальше, всем своим видом показывая, что он думает обо всех стражах города и их проблемах.
— Значит, не собираешься? Ну тогда извини, шавка, — обратился ко мне стражник, — таким, как ты, здесь не место, — после этих слов он замахнулся для запускающего в полёт пинка, но в самый последний момент я с визгом рванулся вперёд, всем своим весом тараня опорную ногу, и стражник, не удержав равновесия, смачно плюхнулся на мостовую, огласив окрестности отборной руганью. А я, успешно пройдя эту живую преграду, побежал к своему хозяину, который ждал меня почти у самых ворот и хитро улыбался.
— Хорошо ты обдурил этого вымогателя, друг. Впредь он подумает, прежде чем останавливать добропорядочных людей и их верных друзей. Вот, держи. Заслужил.
В его протянутой ко мне руке был небольшой кусочек солёного мяса, который я тут же схрумкал и радостно завилял хвостом.
— Хороший мальчик, — с теплом в голосе произнёс мой хозяин. — А теперь пойдём поищем, где здесь можно передохнуть за кружечкой эля. Заодно и тебя чем-нибудь угостим, а? — подмигнул он мне. Я тоже подмигнул ему, но обоими глазами, и мы пошли.
* * *
Посмотреть на вопящего стражника сбежалась почти вся ребятня из ближайших домов. И теперь эта орава малышни с любопытством слушала, что же ещё скажет умный дядя. Стражники из смены неудачливого крикуна едва не падали от хохота, подшучивая над ним: "Сеттио, сколько сегодня собак оштрафовал? Что, опять ни одной? Кто ж тебя стражником-то тогда сделал?" или "Ты куда прёшь, деревенщина? Не видишь, кто перед тобой? Не знаешь? Это же Сеттио, гроза собак!"
Бедный Сеттио при этом что-то бурчал под нос и сердито отворачивался. Но день был слишком ясный и солнечный, чтобы ходить всё время с плохим настроением, поэтому, несмотря на подколки остальных стражников, наш герой дальше нёс свою службу и лишь иногда покрикивал на особо распоясавшихся. К концу дня он порядочно заработал, пользуясь отличной (как показала практика) отмазкой про ярмарку, и теперь подумывал, как бы лучше потратить эти деньги. Наверное, он мог бы думать об этом до конца смены, если бы не скрипуче-мурлыкающий голос, опустивший его с небес на землю.
— Уважаемые господа, вас пр-р-риветствует кар-р-раван каджитов. Здесь неподалёку сломалась одна из наших повозок. Не могли бы вы помочь нам донести некотор-р-рые наши товар-р-ры до вор-р-рот? Мы были бы вам очень благодар-р-рны.
Стражники, переглянувшись, понимающе улыбнулись. Сеттио, прикнув, что ему на сегодня уже хватит "добрых дел", снисходительно бросил напарнику:
— Иди ты, а я пока здесь посторожу, и, если кто спросит, скажу, что тебя в дозор отправили до ближайшей деревни.
Стражник, кивнув, пошёл помогать пострадавшим торговцам из Эльсвейра. Но не успели они далеко уйти, как вдруг услышали чей-то испуганный крик: "Дракон!"
* * *
Немного поблуждав по городу, мы с хозяином наконец нашли таверну (ну или как называется место, где часто со столов падают косточки, которыми я тут же угощаюсь?). Место довольно тихое, но, наверное, потому что достаточно дорогое — хозяин морщился, когда доставал монеты из кошеля, расплачиваясь за еду и выпивку. Главное, что меня угостили моими любимыми косточками и даже поставили миску с водой.
После трапезы мы пошли наверх, в нашу комнату. Окно, тумбочка, стул, стол, кровать, таз с водой и половичок (наверное, его положили, чтобы мне было мягко спать).
— Неплохое местечко, — хмыкнул хозяин. — Хотя за те деньги, что я выложил за него... Ну ладно, ты как хочешь, друг, а я, пожалуй, прилягу. Разбуди меня до темноты, ага?
После этих слов он уснул. Я же, обойдя нашу комнатушку по периметру и обнюхав углы на предмет наличия других хозяев, прилёг на коврик у двери. Надо бы отдохнуть, ведь мы сегодня проделали немалый путь по дорогам и лесам. Убили пару волков, — один из них исключительно моя заслуга! — преодолели преграду в лице придирчивого стражника и нашли место для ночлега. Ещё, когда шли по городу, видели высоких людей. Хозяин сказал, что это талморцы, и с ними нужно держать ухо востро. Ещё видели рынок, много стражников, и почти не видели деревьев. Кто ж тут тогда хозяин?
Так в раздумьях я и задремал.
Проснулся я оттого, что услышал за окном крики, и хозяин, спрыгнув с кровати, позвал меня: "Пошли, друг" и быстро вышел из комнаты. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Странно, но оружие — лук со стрелами — тоже было при нём. Мы идём на охоту?
Хозяин сорвался на бег и направился туда, откуда доносились вопли. Оказалось, что это кричала пожилая дама, которая указывала пальцем в небо над воротами. Хозяин на секунду остановился, о чём-то подумал и опять побежал. Обычно так он во время охоты прикидывал, дострелит ли до оленя, фазана или зайца. И тогда я точно понял: это охота!
Когда мы добрались до выхода из города, там уже раздавались звуки битвы: лязг мечей, крики и стоны раненых. Как выяснилось, на этот раз дичью были не звери, а люди, а охотилась на них огромная крылатая ящерица — дракон, как назвала её та кричащая женщина.
Был ясный солнечный день, но шерсть моя стояла дыбом от наступившего мороза: дракон дышал холодом. На ногах ещё стояли стражник и прямоходячая кошка. Ещё одна кошка лежала неподвижно в стороне, а под ней растекалась лужа крови. На земле лежал ещё другой стражник, ему повезло больше: он ещё шевелился. И не просто шевелился, но и активно отмахивался от наседавшего дракона, который жаждал разорвать на кусочки недобитую букашку.
Хозяин, встав у самых ворот и натянув тетиву, выпустил стрелу в крыло разъярённой ящерицы. Стрела прошила крыло насквозь, и дракон, вскинув голову в поисках обидчика, отвлёкся от растерзания стражника. Хозяин кивнул, мол, давай, друг, и, выйдя из ворот, демонстративно достал из колчана ещё одну стрелу и пустил её в другое крыло. Тактика привычная: разъярённый чувствительным попаданием хищник видит только своего обидчика, так что я могу незамеченным подбежать к раненому зверю и добить его, вцепившись в горло или сломав хребет. Мы всегда так делаем, когда охотимся на саблезуба, медведя или стаю волков. Жаль, что покрывающие шкуру дракона роговые пластины настолько толсты, что их едва можно пробить кинжалом, куда уж там моим клыкам.
Хладнодышащий ящер взревел и устремился к новой жертве, а я тем временем побежал, огибая его по дуге, к раненому стражу. Дракон дыхнул на хозяина, желая уничтожить обжигающе-холодным пламенем обнаглевшего человечишку, но тот вовремя спрятался за ворота, вмиг покрывшиеся наледью, а затем выпустил несколько стрел в ещё не закрывшуюся пасть. Взревев, дракон пополз к хозяину ещё быстрее.
Тем временем я приблизился к стонущему стражнику, левая нога и рука которого окоченели от драконьего дыхания, зубами схватил его за плащ и потащил прятать за ближайшее дерево. Стражник сначала пытался садануть мне рукоятью меча по морде, но потом передумал и странно уставился на меня. Я узнал его: это он сегодня утром пытался познакомить меня с небом над городом. Так мы и двигались: я тащу его за капюшон плаща, а он помогает мне, опираясь на здоровую руку и ногу.
Дракон тем временем подобрался совсем близко к хозяину и, кажется, совсем не обращал внимания на молотивших его сзади по чешуйчатой спине коточеловека и стражника.
Колчан хозяина опустел, и он стоял у ворот, вооружённый лишь охотничьим ножом. Когда дракон подобрался к нему на расстояние двадцати футов, он спрятался за ворота, а на его месте вдруг оказались около десяти стражников с натянутыми луками, и, пока дракон прикидывал, кто из них аппетитнее выглядит, лучники сделали несколько залпов прямо в страшную морду. Весь израненный, — видно, кот и человек всё же смогли нанести какой-то урон ящеру, — дракон, яростно рыча на окруживших его противников, с трудом поднялся в воздух и полетел. Крылья прострелены, броня пробита, морда изранена... Нет-нет, в ближайшее время только оленье-троллья диета.
Хозяин подошёл ко мне, посмотрел на раненого, — не нужно ли ему чем-либо помочь? — но, услышав топот спешащих на помощь окоченевшему товарищу стражников, развернулся и направился в город. И без него справятся.
— Эй, парень! — окликнул его пострадавший Сеттио, — Подойди сюда!
Хозяин глянул на меня и, немного подумав, приблизился к нему.
— Вот, возьми, — сказал стражник, протягивая монеты хозяину. — Ярмарка закончилась ещё на прошлой неделе.
[/hide]
Работа 4
Спасение[hide]
Пелагиусу из Солитьюда. Каждый взмах, каждый хлопок воздуха под крыльями – чудо.
Вы когда-нибудь любили?
Я – да. Хватило вспышки; отблеска чешуи в облачном небе над Солитьюдом. Взмаха рваных крыльев.
И я уже не мог спать как раньше. Дух трепетал, рвался в небо и звал, одинокий, но не сломленный. Призывал свою судьбу, надеялся услышать крик в ночи, голос, рев! Дни стали пустыми. Среди всех людей: бесконечно мелких, плосколицых, ящероподобных – только подобных! – я уже не мог найти величия, присвоенного нашим родом. Украденного. Величие там – в небе. Там – бесконечная свобода; там – страсть, развернутая от крыла до крыла; там – вся красота бренной плоти, обреченной – как и все – на смерть.
О, бренность!
Так трудно поверить, будто и дракона можно умертвить, но верить, знать, приходилось.
Подобно червям, слухи и сплетни расползались по грязной скайримской земле, рвались в воздух, к ушам людским, подобно жабам. Скоро все уже говорили о смерти чудовищ, хвастались за кружкой пива, взмыленные хмелем. Строили солдат, давали наставления. Недолго унывали: неделю, две, три: когда черви окончательно зарылись в местную почву, каждый мещанин ходил бодрый.
Только я – синий, дрожащий, с мерзким вкусом во рту.
Ха! Все вокруг браважничали, напускали воинственность, а я – выбирался на крышу по ночам и беззвучно молился. Крыша была неудобной, вогнутой и слишком покатой: приходилось держаться за шпиль и следить, чтобы черепица не выскользнула из-под стопы.
Но так – невидимый никому (только Ему) в ночи, я чувствовал себя выше других.
Плосколицые надеялись на скорую победу.
Надеялись! Ха! Слишком тяжелые, слишком ленивые, грязные, - никчемные! Их разум был заперт среди костей их же черепов. Несчастные! Неспособные понять и принять жизнь в горах, под небом, свободную от мерзких запахов и грязных, узких улиц. Свободную от низменных пороков, от политики и денег, от вечного одиночества, запертого в комнатушке в городе, полном беспросветных невежд.
Возможно, моя любовь подарок предков. Их кровь греет мое тело, их кровь служила драконам когда-то: я наткнулся на этот факт в городских архивах, когда пытался отвлечь себя хоть чем-то. Возможно, моя воля – предмет договора, заключенного в глубокой древности и я больше не хозяин своему сну и мыслям.
И что же? Так тому и быть: я не имел выбора. Каждый из своих тридцати лет я прожил ради этого чувства. Каждый пустой год в тот день – в день, когда блеснуло небо – наполнился смыслом. Я не познал сиюминутного счастья, даже наоборот. Окрепло страдание, и, однако, я понял, что сделает меня счастливым.
Вожделенный крик разорвал тишину среди бела дня. Ту' ум – так все вокруг это называют – смял рыночные палатки. Воцарилась паника. Плосколицые, пепельнокожие, ящероподобные – все бросились бежать. Как стадо, послушные, в одну сторону, под крыши, к иллюзорному спасению.
Где же их бравада? Растоптали, вместе с овощами, звонким золотом, тряпками и соскользнувшей обувью. Забыли, как и все, что не имело значения перед лицом смерти.
Неосторожным взмахом крыла дракон сбивал куски черепицы на их головы. Он кричал – звал, звал меня, должно быть – на своем неведомом языке, он изрыгал пламя.
Я ликовал. Пробирался навстречу толпе, по краю, почти прижатый к стенам. Нет, не сегодня: никому сегодня не сбить меня с ног! Я двигался медленно, неосторожно, завороженный кружащимся вокруг моей любви ветром, завороженный блеском серой – серебристой – чешуи. Я пропускал толчки и тычки и отчаянные крики на ухо, иногда чудом не падал. Кто-то, может быть, я не помню точно, схватил меня за руку и тянул за собой, пугая видениями смерти в когтях и пасти, жара тысячи атронахов… Но я вырвался.
Пускай меня сцапают, схватят, разорвут, проглотят сердце, и спалят – случайно или намеренно – в слепящем огне.
Это ли не высшая радость?
РАЗВЕ ЭТО НЕ РАДОСТЬ?
Несогласные просто не знали истинной любви. В тот день, в тот короткий миг, я жил этим чувством.
Дома я оказался через час, но дракон все еще кружил. Все еще кричал, взывая ко мне; иногда садился на крыши, пробивая черепицу, сдавливая когтями деревянные остовы крыш. Ослепленные его блеском, несобранные, слабые юнцы промахивались по нему, и лишь некоторые стрелы, неуверенные, пущенные трусом, отскакивали от серебристой чешуи.
Мой шпиль был целехонек. Черепицу никто не сбрасывал вниз. Оранжевая, как мед, она была едва нагрета – солнцем.
Перехватывая руками свою опору, я – впервые – выпрямился в рост. Впервые мои волосы взлохматило – порывом; впервые задрожали колени. Ветер мигом высушил остатки пота: усталости и страха.
Я закричал.
Не зная прекрасного, драконьего, я кричал на родном языке. Кричал: "я здесь", показывая лицо плывущему в небе существу.
Безрезультатно.
На минуту, в каком-то десятке домов от моей крыши, дракон сел, изверг пламя и, не заметив меня, взмахнул – о, какой это звук! – гигантскими крыльями, и направился к городским воротам. По пути выделывал замысловатые полукруги.
Беспамятный, одурманенный видом и воздухом, я отпустил шпиль. Ноги пустились вниз, набирая скорость по хрупкой черепице. Покатая горка, словно в детстве: шаг, два, толчок: с огромным усилием забираюсь на соседнюю крышу. Перевожу дыхание, разгоняюсь под хруст черепицы.
Высота не страшна: либо меня пожрет пламя, либо вообще ничего. Я не умру, оступившись.
Еще одна крыша, плоская; еще одна.
Вдали, у городских врат, крик, словно драконий, но нет: моя любовь говорит по-другому. Говорит свободно, вольно, с гораздо большей высоты. Откликаясь на зов, моя любовь поворачивает. Спускается ниже. К воротам, за них, к земле, не заставленной бездушным камнем, к земле, способной уместить гиганта.
Я прибываю слишком поздно. Окруженный крысами с их жалкими игрушечными топорами, дракон бьет раз за разом, хватает кого-то, взмывает к небу, делает второй заход. Его хвост над моей крышей, - так близко: протянуть руку.
Очарованный, не решаюсь, теряю момент.
Гигант кричит, вдалбливая слова в землю, в противников, но – ответом другой, более человечный крик. Неведомые могучие слова.
Моя любовь, мой Бог, разбивая толпу на две части, падает, и оставляет за собой борозду.
Грязь от нее на мне, на щеках, на моем сердце.
Крысы окружают исполина, впиваясь топорами-когтями. Но поздно: дракона уже нет: он исчезает, растворяется во вспышке света. Остаются пепел, кости, и засохшие, отпавшие куски чешуи.
Но все равно: чешуя блестит серебром на зеленой траве. Блестит как когда-то, в далекий и одинокий вечер, в небе. За какой-то миг это немногое растаскивают варвары, и не остается уже ничего. Только я, пустой, заляпанный грязью.
И я снова пропускаю дни, полные бессмысленных действий, полные ненавистных мне существ. Тоска заполняет меня, выступает на глазах; даже от самого крепкого сна не дождаться покоя.
Остается одно.
Я забираюсь, уже на городскую стену. Смотрю в небо. Позади роскошный Мрачный замок: его окна пусты, и никто не шумит в комнатах, все спят. Рассвет только подкрадывается, а людям, гордым собой и спокойным, совесть позволяет спать дольше. Впереди, вниз – поросшие зеленым скалы. Зеленый – почти серый, и с ним, пенистое, серо-синее море.
Всего один шаг.
Один.
Солнечный свет пробивает облака, лижет гребешки волн. Какой-то миг: одна из них вспыхивает серебром – вдали, - и чешуйчатый хвост, мелькнув, исчезает в пучине. А потом все море превращается в огромную, чешуйчатую кожу. Серебристо-синюю.
Когда моряки напиваются и добреют, они частенько спрашивают: "для чего ты плаваешь?".
Я отвечаю честно.
"Ищу дракона", - говорю я. Они прыскают и громко смеются. Капли рома иногда попадают на мое лицо.
"Вот умора! Их же полно на суше!", - говорят они.
Тогда я улыбаюсь и качаю головой.
Да, на суше их полно, сотни.
Выбирай нужного.
Только в том и дело, что мне нужен лишь один.
Тот, что в море.
Тот, что – где-то глубоко – во мне.
[/hide]