Просмотрел, кое-что подправил (стилистически), но корявости еще могли остаться.
Писал на конкурс вконтаче. Не выиграл
Зато посмотрел,
что там вообще у них-то.
Полоса
Наконец, ведущая во тьму расщелина оказалась перед ним. Изнутри тянуло холодом и застоявшейся водой. Поверхность камня у входа покрывала охряная пыль, сохранившая отпечатки босых трехпалых ног.
Тишина здесь капала ожиданием. Он шагнул внутрь, ощущая, как заскребли по стенам невидимые когти. Он чуть не натолкнулся на возвышающийся прямо на пути сталагнат; выброшенными вперед ладонями почувствовал скользкую влагу на бугристом боку каменной колонны.
Что-то прошлепало в темноте, распространяя кольца плескучего эха. Темнота, уже расступающаяся в пятнах фиолетового, вдруг отпрянула, когда на стенах вспыхнули змеящиеся голубые прожилки, и снова сгустилась в углах, еще чернее прежнего.
Он шел по воде. Она покрывала пол тонким слоем, кое-где скрывая ямины и трещины. Один раз он угодил в такую ногой и едва не навернулся. Схватившись за какой-то выступ, сумел удержаться, уже падая назад. Взгляд скользнул по потолку, острым наплывам в голубоватых отблесках, глазам, мерцающим из складок теней.
Он замер. Огоньки начали движение. Медленно покачиваясь из стороны в сторону, кто-то спускался с потолка, и яркие точки глаз оставляли в воздухе тускнеющие дорожки света. Обитатель пещеры не спешил, а чужак, нашедший, наконец, устойчивое положение, ждал. Ловчие четки свисали почти до самой воды, и медленно пульсирующий свет настенных жил отражался от скругленных боков нанизанных на длинную нить бусин.
Ползун оторвался от стены и приземлился со шлепками и брызгами. Похожие на палки ноги тут же оплелись ловчими четками. Существо качнулось, споткнулось и плюхнулось в воду.
Искатель подтащил его к себе рывком, по воде и торчащим булыжникам. Пойманный застонал, попытался встать, не смог и вновь повалился в воду. Лежа на полу пещеры, он весь сжался, пытаясь закрыться от врага. Тот поволок его к стене, где было светлее; рука, не занятая четками, уже сжимала нож. Существо беспомощно дергалось, тихо всхлипывая.
Оружие выпало из руки, ударилось о камень. Вид обитателя пещеры вызывал жалость. Ползун оказался малорослым человеком, старым, одетым в рубище. Одна из трех его ног выглядела скверно сросшейся после перелома; на костлявых руках недоставало пальцев. Он затрясся, то ли в ужасе, то ли в беззвучном плаче.
Эрев сжал зубы и освободил старика от пут. Тот продолжал лежать, будто не понимая, что его не собираются убивать, пока пришелец не схватил его, чтобы поставить на ноги. Тогда он что-то и пробормотал, и эти звуки оказались словами знакомого языка.
Они прошли пещеру насквозь. Старик следовал за искателем, иногда хватал его за одежду, что-то проговаривал — не связанные друг с другом фразы, что помнил из своего прошлого.
Может, это был один из тех, кто не дошел до Обители Владыки, угодил в ловушку и потерял разум. Никакого оружия у Старика не было. Способность лазать по стенам и потолку он больше не демонстрировал, просто шел следом, шлепая по воде. А когда они вышли с другой стороны, Старик протянул:
- Лесок, лесок. - И ткнул мосластой рукой куда-то. - Ходят! Ходульники!
Возвышаясь над простершейся внизу темной массой, вдали и правда виднелись никогда прежде не виданные твари или конструкции. Тусклые блики слабого небесного свечения лежали на их выпуклых спинах, а острые и тонкие спицы, ноги или еще что-то торчали по обе стороны их тел, поднимаясь к небу еще выше. Существа медленно двигались, неторопливо шевеля своими ногами-ходулями, скорее топчась на одном месте, чем перемещаясь.
Но не они поразили его. То, что обезумевший старик назвал леском, было страннее и страшнее. Да, понял он, здесь тоже были столбы, но они уродливо искривлялись, раздваивались и растраивались, множились, как вверху, так и внизу, только вверху на них были налеплены огромные массы колышущейся черной щетины или шипов, а может, ушей.
По ту сторону пещеры стоял серый день, здесь же царствовала ночь, пронизанная слабым мерцанием кружащихся огоньков и воем обитателей леса. Эрев надеялся, что это ходульники, а не что-то еще, другое. Неизвестное.
Хотя это было глупо.
Они стояли на площадке, показавшейся сперва огромной. Он отсчитывал шаги, пока они шли, и по пути к переднему краю насчитал их сорок семь. Такой же, как он думал, она была и в ширину, хотя это так и осталось непроверенным. Эрев не спеша обошел ее, ища что-нибудь, что могло бы быть указанием или предостережением.
Площадка была выложена квадратными плитами, не наблюдалось ни барельефов, ни арок. Стоя у края, он сумел различить поднимающийся снизу, от оставленной далеко земли, расширяющийся штырь-ребро, переднюю сторону которого прочертили глубокие, бегущие по всей длине вверх, борозды. Он взносился к небу, подпирая плоской спиной скальную стену, и, увенчанный булавовидным навершием, напоминал огромную кость. Искатель был уверен, что штырь, как и этот жуткий лес — творения Владыки, так как только его могущество могло создать что-то подобное.
Однако надо было идти.
Вниз вела лестница, длинная и широкая. Ступени ее оказались совершенно чисты, ветер и вода нисколько не повредили их. «Всегда, всегда!» - верещал Старик, потом замолкал и как будто вздыхал. Эрев не глядел на сломленного бедолагу. Он стремился ступить на землю как можно скорее, но лестница, казалось, тянулась бесконечно. Не заботясь о попутчике, он из последних сил он упаковался в коф и провалился в тьму.
Когда он проснулся, то увидел небо. Темно-синюю, почти черную, бездну, в которой разливался и трепетал огненный поток, а малиновые отсветы ложились на стволы и венчающие их шапки.
Эрев поднялся, достал еду и быстро позавтракал. Старика слышно не было. Покончив с
пищей, он возобновил свой спуск. Впереди и дальше по обе стороны лестницы появились отстоящие друг от друга на равное расстояние колонны, и розовые светящиеся шары бесшумно вспыхивали на вершинах, когда он проходил между ними. Через какое-то время он оглянулся — позади оставалась двойная цепочка из огней. Он все спускался, и пламенеющий цветок на небе сделался прозрачным, откуда-то полились прекрасные звуки. Он решил было, что путь его пройден, но никто не выходил навстречу и не протягивал рук, и награда все еще была недоступна ему.
Музыка стихла, когда эрев сошел с последней ступени лестницы. В темные пещеры без стен, провалы между стволами в странном лесу, уходила гладкая, невредимая дорога. Он еще раз посмотрел назад. Колонны гасли одна за другой, и скоро лестница вновь окуталась синим густеющим мраком.
Идти было легко, гораздо легче, чем по дороге, что шла от Края. Та, тоже вымощенная плитами, уже много лет медленно разрушалась, и в ней то и дело встречались выбоины и дыры, какие-то плиты были разбиты, другие, выковырянные кем-то, валялись где придется. Здесь эрев ступал на гладкую поверхность. Возможно, он уже достиг Владений звезд. Самих звезд пока не видно, но дорога, и огни, и лестница... Кто-то не дает им рассыпаться от времени.
Владыка.
Мимо плыли серые пятна стволов, меж которых все заполняла тьма. Поверхность столбов была грубой на вид и растрескавшейся — и это было заметно даже во мраке, - но искателя не покидало ощущение, что он окружен сонмищем непонятных ему живых существ. Будто сами стволы дышали и дрожали невидимой дрожью, пульсировали, как сосуды на руках, тянулись вверх в слепом порыве жадного роста. Он как будто видел все это, точно шел здесь годы, и все перечисленное совершалось перед его взором.
Старик так и не появился. Вернулся ли он к себе в пещеру, или же забрел куда-то в лес и сгинул там? Эрев поймал себя на мысли, что ему небезразлична судьба жалкого существа.
Дорога вела не прямо, но изгибалась плавно, так, что ни разу не возникло ощущение поворота. Но теперь лес был всюду. Если бы путник обернулся, то не увидел бы лестницу. Где-то наверху, среди сгущений мрака, плавали ряды голубоватых огоньков. Он заметил, что огоньки движутся не беспорядочно, а, скорее, как светящиеся глаза. Может, это были ходульники. Во всяком случае, он не знал о других обитателях этого жуткого места.
Едва видимая в ночи размазанная клякса более светлого оттенка, чем окружающая черно-синяя чащоба, проступила впереди. Она как бы висела над дорогой. Продолжая идти, эрев ощутил, как что-то процарапало его изнутри. В эти мгновения у него не было мыслей. Он просто подходил все ближе, глядя на маячившее впереди нечто.
Это походило на мост, и, наверное, когда-то и в самом деле им было. Его дуга, опирающаяся на ажурную тонконогую конструкцию, почти сразу же обрывалась, топорщась неровными зубами искореженных балок. То, что разрушило мост, теперь громоздилось в русле бегущего через лес широкого ручья — четырехгранный обелиск раз в пять больше самого искателя. Его оплели толстые змеистые трубки, маслянистые в голубом свете стоящих тут же, на берегу, фонарей. С трубок что-то капало, раздавались скользкие и потаенные звуки трения, только шум бегущей воды не казался зловещим.
Искатель смотрел на обломки, почти осязая ауру заброшенности и запустения, не зная, что думать о тех, кто оставил все это здесь и ушел, не заботясь о судьбе своих дорог, мостов и тех, кто появится, чтобы пройти по ним.
По обе стороны от дороги вставали мрачные стволы, а в поросль, что заняла пространство между ними, совсем не хотелось соваться. Он сел и съел что-то из своих запасов. Может, удалось бы преодолеть ручей и взобраться по крутому склону противоположного берега, но для этого нужно было оказаться по ту сторону недружелюбных зарослей, и от этой мысли невидимые пальцы стягивали кожу.
Свет вблизи моста был неярким, но все равно слепил обращенный к темноте взгляд и сливал в одну тени и переходы там, где не мог дотянуться. Где-то таилась тропа, но найти ее оказалось нелегко. Свет мешал отделить одну тьму от другой, и только когда искатель вернулся по дороге обратно, а затем вновь направился к мосту, медленно, всматриваясь в заросли, обнаружился проход. Он был чуть чернее стерегущих его столбов, но в глубине его мерцали и кружились зеленые точки парящих огоньков.
И вот искатель свернул с дороги, оставил камни, помнящие работу Владыки и ступил на путь дикого неведомого.
Он шел, вызывая в памяти сказанное в Путеводителе. Леса страшны на вид, но далеко не все в них смертельно. Несколько раз он задел что-то — стебель или трубку, и она хлестнула его. Больше ничего. Он шел дальше.
Тропа бугрилась. Она поросла низкими растениями, ее пересекали корявые трубы-отростки, идущие от оснований стволов. Он спотыкался, замедлял шаг, бросал быстрые взгляды по сторонам, снова наращивал темп и опять цеплялся за протянувшееся у самой земли твердое лесное щупальце.
По левую сторону стена стволов поредела, истончилась, и стала пропускать знакомое голубоватое сияние. Немного спустя тропа пошла вверх, вспучивая землю над тонкой полосой леса, протянувшейся вдоль ручья. Понемногу свет над водой потускнел и пропал, зато с противоположного берега пробился иной, оранжевый, неспокойный. Тени стволов — называемых в Путеводителе «деревьями» - удлинялись и укорачивались, тонули в ручье и взбирались вверх по крутому откосу к тропе. Темные фигуры двигались там, у огней, плясали под неслыханную музыку, доносившуюся с их праздничных полян. Звуки ночи и леса сплелись под витую дробь барабанов, и из их единения пробился голос, звонкий, высокий и жуткий. Из чащобы иного берега лилась запретная песнь. А он шел и слушал, и его пробирала всепроникающая дрожь.
Веселые жители. Поющие на полянах. Дети праздника. Он вспоминал Путеводитель и их образы, отпечатавшиеся на страницах — рогатые, длинноухие существа в коронах из лесных растений, из трубок и шевелящихся пластинок, что растут на разветвленных столбах в этом лесу. У них в руках кубки с зельем, испив которого, эрев никогда не покинет Праздник. Они приглашают всех, кто им встретится. Они ждут и его. Нельзя отказаться, если они пригласят.
Он понял, что стоит и смотрит туда, где, в зарослях другого берега, колыхается оранжевое зарево. Он ударил себя и принялся вновь переставлять ноги. Он ускорил шаг.
Ручей внизу ширился, разливался. Перспектива перейти его без моста становилась все более зыбкой, но искатель чувствовал облегчение. Там, слева, огни горели все ярче, как будто он приближался к центру праздника. Русло сделало поворот, и дорога вывернула петлю. Теперь она вела обратно, но спускалась. Вода внизу бежала, бурля, между острых и плоских камней, а поток сделался слишком узким. Эрев вышел к броду, а тропа влилась в ручей и исчезла там.
Несколько мгновений он помедлил. Нужно было решать, куда идти.
Позади в чаще уже мерцали отблески факелов — кто-то шел к его тропе напрямик через заросли. Он сбросил оцепенение и в несколько шагов пересек обмелевший ручей.
Не смотря по сторонам, он продвигался по дороге, вихляющей между озаренных ярким светом лужаек, где метались и подпрыгивали темные силуэты. Сперва ему удавалось оставаться незамеченным, но тропа влилась в более широкий тракт, а он уже был освещен. Веселые жители стояли кружками в каких-то шагах от края дороги, некоторые перебегали с поляны на поляну. Они передвигались прыжками, а приземлялись на самые кончики пальцев, если те у них были.
Он упал на землю у перекрестка, в еще густую тень. Двое или трое прошли мимо, вынырнув из-за поворота дороги, которой он сам только что пришел. Он пополз. Земля была рыхлой и ее пронизывали тонкие нити корней. Что-то прошелестело мимо, точно стрела, что-то проскакало по его спине и сгинуло. Он полз.
Он прополз мимо огромных бревен, уложенных вокруг костров, а на бревнах восседали пирующие жители. У другого освещенного места стояло сооружение с куполом, но без стен. Несколько существ хаотично носились по поляне, едва не сталкиваясь, и один из них, забежав слишком далеко, чуть не споткнулся об искателя.
Замерев, он смотрел, как сложившаяся из пестрых деталей и элементов, точно мозаика, фигура развела руки в стороны, присела, всматриваясь в тень. Эрев увидел лицо, улыбку, растянувшуюся , как не бывает у людей, до самых ушей, острых, стоящих торчком. Житель подходил, а он видел только лицо: раскосые зеленые глаза, высокие скулы, тонкий нос, приоткрытый рот и язык, протиснувшийся в щель между рядами мелких зубов. Дитя праздника приблизилось и замерло в паре шагов. К искателю протянулась рука с длинными тонкими пальцами цвета леса.
- Привет, - сказал лесной житель. - Почему ты не на празднике, со всеми?
Искатель не мог ничего сказать. И это было хорошо, ведь говорить с лесными жителями нельзя. Но нельзя и молчать. Он пытался отползти, а поющий на полянах делал неспешный шаг вперед и снова оказывался рядом.
- Пойдем, пойдем же, глупыш, - мягко произнес житель и улыбнулся. Уголки губ поднялись почти до самых глаз. Брови выгнулись крутыми дугами. - Чего ты боишься?
Эрев отпрянул, отскочил, выдернутый из полуступора какой-то внутренней пружиной. Он сделал несколько неуверенных шагов назад, уперся спиной во что-то твердое. По плечу пробежали чьи-то длинные пальцы.
Он не стал оборачиваться, чтобы посмотреть. Он побежал. Лесной житель помедлил, чтобы еще раз улыбнуться ему, а потом кинулся следом.
Веселый плясун мог легко поймать его, но почему-то не делал этого. Двигался житель чрезвычайно быстро, появляясь из-за стволов то справа, то слева от ломящегося через лес эрева, чтобы протянуть к нему руку.
Искатель перепрыгнул через толстый растрескавшийся ствол, ощетинившийся отростками, отскочил в сторону, с ужасом глядя, как в месте, где он только что стоял, раскрывается серая земляная пасть, полная шевелящейся серой массы, клубка омерзительных нитей. Бросился прочь, натыкаясь на стебли и метившие в глаза ветки. Некоторые столбы двигались. Он не стал смотреть вверх. Под клекот и вой невидимых во тьме существ он углублялся все дальше в дикую глушь, где даже веселые певцы не устраивали своих праздничных костров.
Поляна, на которой он себя обнаружил, показалась бы ему странной, не будь его разум смешан, а чувства спутаны. Ровный, залитый бледным светом круг, окаймленный сквозящей древесной оградой. В центре — каменная статуя, птица-идол с застывшими во взмахе крыльями. Зеленые стебельки у ее подножия и подношения в чаше. Кисть руки на молочно-белом постаменте.
- А это я, - с улыбкой сказал лесной житель. Его мелкие зубы казались сделанными из лунного камня. - Прими приглашение на праздник, друг.
Он подошел к искателю и прижал руку к груди. Его губы искривились, он как бы задумался. Потом посмотрел на свою ладонь, которая потемнела от покрывшей ее жидкости. Житель медленно опустился на колени. В глазах, обращенных к искателю, было непонимание.
- Я просто хотел пригласить тебя. Праздновать с нами. - сказал он и повалился на укрывавший землю пушистый мох.
Старик отошел на шаг и разжал пальцы. Рука меняла форму, переставая быть копьем.
Он хихикнул.
- Лесочек! А у наc свой праздничек!
Эрев стоял, оцепенев в предчувствии страшного. Убийца схватил жителя за руку и заковылял прочь с поляны, в жидкую мглу.
- Эй, ей-ей! - верещал Старик, таща тело за собой в просвет между торчащими из земли черными изломанными прутьями.
Он убил его. Это было невозможно и невообразимо. Эрев смотрел, как ноги жителя исчезают за толстым столбом. Веселый празднующий. Мертв. Что происходит, если поднять руку на одного из поющих? Об этом даже не сказано в Путеводителе. Но эрев знал, что веселым жителям нельзя даже возражать, не то что протыкать их насквозь и уволакивать в кусты. А по оставленной дороге уже кто-то прошел, кто-то из жителей, не замечая творящегося всего в дюжине шагов вглубь леса. Такие уж они, да и владения их, кажется...
Владения их, кажется, заканчивались где-то здесь. И деревья здесь были иные, не с оранжевыми морщинистыми стволами, а с зеленоватыми, покрытыми тонкой сеточкой. Ближе к земле они разветвлялись, но не вверх, а вниз, и земли достигали широкие распорки, на которых поселялись серые бороды и слизистые комки. За деревьями, там, откуда он пришел, что-то зашевелилось, всколыхнув пятно мрака.
Он предпочел общество Старика.
Они сидели среди темных стволов. Наверху нервно кружились светляки или какие-то иные живые огни, давая достаточно зеленовато-синего сияния для того, чтобы можно было слегка различить землю, мох и всякий мелкий лесной мусор. И еще жителя. Тот валялся между ним и стариком, совсем окоченевший, превратившийся в твердую мумию. Его рот все раскрывался и после смерти, и теперь виделся огромной вытянутой дырой на более светлом овале лица. Когда на это лицо упала ветка, то эрев услышал звук, точно камень ударился о камень. Труп стал твердым. Старик несколько раз тыкал ему в грудь палкой и похихикивал.
Все было странно. Странно, что безумец так долго продержался в этом его лесочке. Странно, что смог убить веселого жителя. Странно, что искатель сейчас сидел вместе с ним на этом клочке ровной земли, затерянный в бездорожной чащобе. И страх почему-то исчез. И, хотя он понимал, что старик опасен, и заставил себя держать оружие под рукой, мысли его были совсем о другом. Он снова достал еду.
Старик не захотел разделить с ним пищу. Где-то прогудело невидимое чудище — далеко и высоко. Ему ответили таким же гнетущим воем. Когда вой стих, старик решил поговорить.
- О-о, - сказал он, качнувшись вперед. - О-о-ого!
Эрев смотрел на него, поглаживая четки. Он видел руку-копье и не сомневался, что старик может быть очень быстр. Приходилось напоминать себе, что это жалкое, безумное существо на самом деле опасно.
Он жевал свою еду, с трудом проглатывая куски, и слушал бормотание старика. Речь его сделалась более связной. Казалось, он понимает что-то из того, что говорит. Он поведал о том, как все раньше было — по-другому, ясное дело. Все летали. И еще дорога была прямее, это точно. А уходили тогда не поодиночке. Редко такое бывало. Все парами или втроем. А женщин не брали, потому что они пустышки. Вот так.
Давно это было. Он и не помнит уже. Лет сто, не меньше.
Искатель поперхнулся. Закашлялся.
Горло словно сдавило. Он схватился рукой за шею, но удушья не было. Пища встала комком, и он выплюнул слизистую кашицу, наклонившись за один из стволов.
Он схватил бутыль и начал пить. А потом вода полилась по его лицу, вытекая из рта. Эрев не понимал, а чем дело. Он увидел, что старик молча смотри на него. А тот захихикал.
- Да! Да! Я это помню... Да, вспомнил. Как же хочется-то... Как хочется покушать. Нет, нет, не могу... Не могу пройти, не могу, и все... Ха... Хах... Лучше обратно, лучше уж обратно. Никак. Обратно никак. И все другое, все, я не такой. - Он зарыдал, припав ртом к своей уродливой руке, облизывая и мусоля ее. Он раскачивался взад и вперед, потерянный, жалкий и непонятный.
- Почему ты не дошел? - спросил эрев со всем спокойствием, на которое оказался способен.
Старик прислонился к дереву и беззвучно смеялся. Его рот открывался и закрывался, иссохшие щеки морщились, а кожа поблескивала, будто смоченная водой. Руки он прижал к себе, собрался, будто желая сделаться меньше и незаметней. Потом по его телу прошла волна, и он стал вытягиваться, как кукла, слепленная из смолы.
Искатель наблюдал, как фигура напротив мнется и деформируется. И блестела вовсе не кожа, а прозрачная трубка, свисающая откуда-то сверху, точно хобот. Старик разжижался, всасывался в невидимую утробу. Эрев попытался вскочить и запутался в невидимой пленке. Она порвалась легко. Он побежал через лес, не разбирая пути.
Он бежал вверх, в гору, балансируя на сухих наваленных стволах, перепрыгивая через расщелины. Оступившись, он падал, катился вниз. Потом под ним осел целый пласт земли, и он, пролетев мимо мохнатых, свисающих из груд вывороченной грязи, корней, провалился в гнилую жижу, кишащую странной жизнью. Жизнь эта стремилась породниться с ним, впивалась в его руки и пыталась проникнуть внутрь. Позади ревели ходульники — он миновал целое пастбище, где прозрачные и темные хоботы образовали свой собственный лес.
Выбравшись из смердящей ямы, он вляпался в колонию белесых слизней, которые тут же расползлись по телу, сверля кожу. Он стряхивал их на бегу, а они сливались и делились. Кое-где из них проросли колосящиеся спорангии, быстро чернеющие и рассыпающиеся в пыль. Комок слизи присосался к горлу и прогрыз в нем дыру. Он не останавливался.
К синему свету фонарей вышел изъеденный, покрытый язвами и рубцами калека. Слизни отжили свой срок и умирали, растекаясь в мучнистую массу. Левой ладони не было — там колыхался веер каких-то перьев. На лбу вырос рог. Но ноги еще слушались искателя, и он побрел по вновь найденной дороге — чистой, нетронутой, постепенно уходящей все выше.
Он проходил мимо прямых и покосившихся фонарных ног, каменных статуй, маленьких павильонов-ротонд и безводных фонтанов. Дорога вилась, а он не сходил с нее. Он не присел отдохнуть ни разу, лишь однажды остановился и издалека рассмотрел беседку, стоящую в полукольце растений, покрытых яркими воронками. Эти растения казались скорее приятными. Но, увидев, как сквозь заросли пробирается нечто темное и желтоглазое, возобновил шаг и более не рассматривал эти следы и детали. Они были частью другого времени. Эрев шел дальше, засовывая разжеванную во рту пищу в дыру в горле.
Огромный штырь-ребро подпирал скальную стену.
Дорога закончилась квадратной площадкой. Еще выше из каменной тверди выдавались какие-то фигуры и рельефы, но к ним еще предстояло подняться по длинной лестнице, которую не пощадили ветер, вода и время. Искателю показалось, что между дорогой и лестницей лежит невидимая граница, отделяющая один мир от другого. Но это были всего лишь чувства, несовершенные, архаичные, неадекватные.
Кто-то поднялся с белой, в прожилках, скамейки на краю площадки. Женщина? Девочка? Искатель тут же вспомнил слова старика. Нет. Может, это дух-проводник? Она ростом с него, но кажется маленькой. Да ведь и он съежился после леса. Она правильна. Ее руки обвивают белые ленты, вокруг груди — какая-то вуаль, меняющая форму; она раскрывается туманными крыльями за ее спиной, а потом они снова исчезают. Ее тонкую шею украшают тянущиеся вниз блестящие полосы. Она подходит. Серебряные волосы выбились из-под хрупкой на вид асимметричной шапочки, и слабый, но внезапный порыв ветра заставляет их трепетать.
- Мне нужно туда, - она тянет его за правую руку, показывая в сторону лестницы. - Пожалуйста. Я уже столько здесь сижу.
Глаза ее то белые, то черные. Пока они преодолевают подъем, она не говорит.
В скале зияет пасть. Тут прорублен огромный проход, который стерегут каменные стражники, сидящие на своих каменных тронах. Или это правители? Рельеф сгладился, и они сделались безликими. Снаружи кажется, что под горой совершенно темно.
Под сводами гигантского хода — или зала, - оказывается достаточно света, чтобы различать стены, колонны, теряющиеся во мраке наверху, пол, прорезанный десятками трещин и разломов.
В нескольких местах пол был разрушен настолько, что приходилось преодолевать пропасти.
Они прошли по делящему провал надвое узкому мостику, изломанному нагромождению того, что осталось от пола. Через другую трещину перебирались, ступая по бортику шириной в ступню, что тянулся вдоль одной из стен. Девушка все время держит его за руку. Они с ней будто из разной материи. Ее пальцы не пачкаются о покрывающий искателя засохший ихор.
Ее зовут Ниека. Он спросил о ее доме, но ответ не понял. Пока они перебирались через разломы, она что-то говорила нараспев, тихо, мелодично.
- О чем ты поешь? - спросил он.
- Нет, я боюсь, - ответила Ниека.
Они сидели у колонны. Сзади остался последний широкий разлом, и эрев желал, чтобы тот действительно был последним на их пути.
- Ты можешь дальше идти сама?
Она замотала головой.
- Нет, нет.
Эрев потрогал четки, которые сумел сберечь во время бега сквозь лес. Возможно, они тут и пригодятся.
Эти худые и гибкие существа проснулись, когда выход из зала уже светился впереди перевернутой чашей. Тут и там были разбросаны угловатые валуны, и из-за них показались морды со светящимися глазами. Три хищника вышли из укрытий и замерли посреди дороги.
До них было, наверное, не больше двадцати шагов.
Раньше искатель справился бы с ними без особого труда, но теперь ему пришлось туго. Когда последний был брошен на каменный пол, дергаясь и суча многосуставчатыми ногами, эрев сел у стены, прикрывая правой ладонью окровавленный бок.
Ниека подошла и встала перед ним, сложив руки перед собой. Она как будто не понимала, что с ее спутником не так.
- Теперь все? Можешь идти сама? - смог проговорить он.
Она сжала губы. Ее глаза вспыхнули. Перед взором искателя поплыли зеленые круги.
- Нет, еще надо выйти, вставай, вставай!
Ниека потянула его за руку, поднимая на ноги. Оказывается, она сильная.
Они побрели к выходу. Ниека убегала вперед посмотреть, потом возвращалась и снова брала его за руку. Тогда боль унималась.
У выхода потолок опустился и стал виден. Его подпирали три гигантские арки. Пока Ниека и эрев шли под ними, видимое впереди небо делалось глубже и чернее, и на нем проступал охватывающий весь свод сверкающий звездный пояс.
Пройдя последнюю арку, они остановились. Эрев обернулся, чтобы рассмотреть вход в храм с этой стороны. Это действительно был храм, и о нем говорилось в Путеводителе. Не упоминалось о жутких обитателях леса, о слизнях и ходульниках, о всем прочем. Но все это осталось там, на другой стороне.
А вокруг развернулся простор. Далеко вверху, выше всех высей, проносились светящиеся точки. В воздухе плавали острова, покрытые друзами кристаллов. За пропастью, в недосягаемой дали, вставал чертог. Он повис на широких, отражающих свет лентах, на вытягивающихся в нити распорках. Его основание терялось во фрактальном узоре арок и выступов и таяло в фиолетовом тумане, становившемся там особенно плотным и густым, а вершина тянулась к звездам хрупким спиральным копьем.
- Дворец, - тихо произнес искатель.
Все. Теперь нужно только дойти. Он шагал неуверенно, оступаясь, но это было не важно, и боль тоже потеряла значение. Скоро он войдет во Дворец Владыки.
Ниека шла рядом.
Череда планет показалась из-за парящего острова — самая большая, желтоватая, потом две поменьше, розовые, и еще несколько совсем крошечных — разноцветные луны, следующие по своему высокому пути. Слева вспухал огромный, в треть неба, темный горб, перечеркнутый слоистым кольцом.
Они приближались к Дворцу, пока не дошли до края. Дальше была только воздушная зыбь, сливающаяся с неохватным заокраинным простором.
Искатель постоял над провалом. Потом лег на землю, прикрыл рану ладонью и стал смотреть в космическую бездну. Там, в дали, которую он не мог представить, перемигивались звезды, переплетались волокна и облака разноцветной пыли, пролетали конструкции из вращающихся колец. И что-то еще. Темный крылатый силуэт прочертил воздух на самом краю обзора.
Эрев сел. Звуки, которые он услышал, шли снизу, и ему пришлось подняться, чтобы подойти к краю земли. Но заглянуть вниз он не успел.
Перед ним из провала поднимался сфинкс. Он был огромен. Его лицо — человеческое, с бледной кожей и жесткой линией рта одно в высоту было не меньше искателя. Оно было охвачено металлом, и это обрамление складывалось из меньших элементов — шипов, волнистых, как пламя, язычков, гладких, изогнутых трубок и кольцевых пластинок, покрытых тонкой гравировкой. Высокий лоб существа украшал головной убор из завивающихся рогами блестящих лент, скованных браслетами со вправленными самоцветами. А, может, это было частью самого сфинкса.
Теперь он показался полностью, и было видно, что и тело его заключено в серое железо, кое-где кажущееся литым, кое-где — покрывающим мускулистый торс темным кружевом. Оперенные крылья гиганта делали взмахи с величественной медлительностью, но сфинкс не падал. Он широко раскрыл глаза, ярко-желтые, с черными вертикальными щелями зрачков, вглядываясь в лицо гостя. Чудовищная лапа рассекла пространство перед сфинксом, и жуткие железные когти лязгнули о камень. Эрев отступал, пятясь, а страж точно спускался по воздушным ступеням, пока не оказался на твердой земле. Все это время он не сводил с него своих желтых глаз.
- Зачем человек явился сюда? - раздался тяжелый, звучный голос, усиленный эхом, отраженным от стены храма за спиной. Где-то в невообразимой дали рассыпался хрустальный перебор, едва различимый, как звон колеблемых ветром поющих нитей. Пришедший смотрел в лицо стража, но оно расплывалось перед ним. Он видел облака — громадные клубящиеся горы, озаренные переливами оттенков алого и лилового, разметавшиеся в вышине сверкающие далекие точки, собранные в неправильные сгущения, перечеркнутые туманными полосами. Вверху, справа, слева, дальше, ближе искрились грани парящих кристаллов. И снова впереди встал лик сфинкса, в свете и тени рельефно пролегли тянущиеся от носа к краям губ морщины, и янтарные глаза обрели такую четкость, что эрев видел вкрапления зеленоватых точек в радужке и тончайшие черные трещины, бегущие от краев щели зрачка.
- Я знаю, что мне нужно, - смог выговорить пришелец. - Мой путь ведет во Дворец.
- Человек пришел сюда, чтобы найти и получить, - медленно произнес сфинкс. - Человека всегда манили звезды. Но чтобы прийти к звездам, человеку суждено потерять. Но нужны ли звезды тому, кто потерял, пока шел к ним?
Он возвышался перед искателем, не сводил с него взгляда и не уходил. Тогда гость сделал шаг вперед, а потом еще. Теперь он сам приближался к стражу, и вот, когда эрев почти достиг его, сфинкс подался в сторону, грациозно отпрянул вправо. Путь был открыт, но привратник все еще не сводил с него глаз.
На другой стороне пропасти Дворец раскинул тонкие ребра опор, устремляясь к небесам витым шпилем Звездной башни. Искатель наблюдал, как в глубине клубящейся туманом бездны что-то приходит в движение, но остается по-прежнему неуловимым. Эрев снова посмотрел на сфинкса. Ниека подошла к тому, крохотная, и обняла его холодный железный коготь. Губы привратника изобразили улыбку, но он снова обратил взор к искателю. Его голос заставил того задрожать.
- Потерять и обрести, о пытающийся. - Сфинкс рывком поднялся на все четыре конечности; Ниека взлетела на его шею. Взмах крыльев существа обдал ее ветром эфира, и она улыбалась, словно вернулась домой. - То, что было утрачено. То, для чего все предназначалось. То, из-за чего мы все оказались здесь.
Он оторвался от тверди, расправил крылья и унесся прочь. Его перья скользнули по воздуху у самого лица искателя, и ветер Звездного покоя овеял его, тот же поток, которым сфинкс одарил Ниеку.
Он сделал шаг в пустоту. Далеко впереди сияла спиральная башня Дворца. С ее вершины уходил вверх яркий закрученный поток, а по аркам и контрфорсам пробегали ручейки холодного света.
Он делал шаги через пустоту, и бездна держала его.
Зал был пустынен.
Он обошел его весь. Шесть стен, потолок на высоте в два его роста, колонны, поднимающиеся по углам и еще одна в центре. Ни статуй, ни барельефов — простые и не очень простые, но обезличенные формы. Лаконичность изгибов и острых граней. И никого.
Он снова обходит зал по кругу, потом идет к срединной колонне, похожей, скорее, на чешуйчатый древесный ствол. Из нее доносятся звуки — еле слышные щелчки и потрескивание. Еще будто бы кто-то дышит. Это он сам.
Он смотрит назад. Через входную арку виден обрыв и часть острова, на котором стоит Дворец. Эрев боится выйти. Что, если он не сможет войти сюда еще раз? Дворец огромен, а этот зал так мал. Искатель не знает, что он должен делать. Путеводитель не дает ответ. Тот, кто добрался до Дворца — завершил путь. Так сказано в нем.
Его влечет к колонне. Он снова бродит вокруг нее, потом ложится на пол и чувствует усталость. Он хочет уснуть. Он потерял коф, и не знает, как можно отдыхать без него, но на ум ему приходит одно: сон.
Он никогда не спал, как и любой из его племени. Но искатель стал другим существом. Он засыпает.
- А, вот и ты.
Мягкий голос, негромкий, почти шепот. Вокруг золотистый свет, и все совсем другое. Прежний зал исчез.
Он смотрит на себя, потом на говорившего с ним. Тот высок и тонок, тело будто бы из жидкого металла, а лицо невозможно разглядеть. Но он улыбается — это эрев почему-то понимает.
Он касается бока. Раны нет, боли тоже. Левая ладонь снова стала прежней. Хозяин в золотом сиянии смотрит на него.
- Так что привело тебя сюда, искатель?
- Поиск, - отвечает он.
- Хорошо. Ты достоин награды. Что ты выберешь?
- Яйцо, - говорит он не задумываясь.
Хозяин — Владыка? - ведет его в другие палаты, чертоги из переплетенных форм, спиралей и кристаллов.
- Бери, - говорит он, показывая на стол. По нему разбросаны маленькие овальные камешки. - Ты знаешь условия, так? Я даю тебе яйцо, а ты взамен должен отдать мне свою смерть.
Искатель кивает. Он знает про условие. Яйцо выбрано, и он прижимает его к груди.
- Ты и есть Владыка? - задает он свой последний вопрос.
- Нет, конечно, - улыбается хозяин.
А потом смерть искателя переходит к нему.
Оссен лежал на своей скале и смотрел на парящие острова.
- Красиво. Каждый раз поражаюсь, как тебе удалось все здесь устроить, - Мирриа подошла сзади, встала рядом со сфинксом. Ей нравилось наблюдать за восходом окольцованного гиганта.
- Но тебе не все здесь по нраву. Ты это хочешь сказать?
Он повернул к ней свой огромный лик. Женщина была высокой и тонкой. Раньше это было повсеместно, а теперь таких, как она, не очень-то и много. Ее высокий лоб подчеркивал убор в виде наслаивающихся друг на друга гнутых пластин, сбегающих назад, к спине. Глаза Миррии были почти как у самого Оссена — ярко-желтые, с вертикальными зрачками. Она придумала себе заостренные уши и два коротких рога. Ноги ее скрывал подол эфемерной ткани, и сфинкс не мог знать, что прячется под ним сегодня.
- Да, да, это я уже говорила в прошлый раз, - она помедлила. - и что я сделала бы на твоем месте, тоже. Ну и ладно. Все равно у тебя красиво.
Он слабо качнул головой и обратил взор ко Дворцу.
- Вот и все, - произнес он, что-то почувствовав. Еще один.
- Когда-нибудь я научусь создавать что-то похожее. Не очень скоро. Залетай тогда, а?
- Это должно быть очень нескоро. Еще не все прошли Поиск.
- Или не умерли, - добавила она печально.
- Еще долго не умрут, - ответил Оссен. - Они могут размножаться.
- И ты пустишь всех?
- Всех, кто придет.
- Почему бы...
- Нет.
Они посмотрели на облака, выросшие в причудливые башни, рядом с которыми и сам дворец казался неказистой пристройкой.
- Что происходит потом? - наконец спросила Мирриа. Оссен лишь неопределенно повел крыльями.
- Я не могу наверняка этого знать, - ответил привратник.
Пространство звучало. Это были самые нижние вибрации, шорох и треск волн, шепот умирающих частиц, древний скрежет реликтового фона. Нескончаемый гул тяжелых, мертвых капель, крики разрываемых звезд и вой всепожирающих сингулярностей. Все светилось и звенело, космос играл на струнах пространства, и само оно тоже играло на своих собственных инструментах. И за этим — вместе с этим — шаг по дуге. Еще один. Горизонты раскрываются и, сливаясь, исчезают. Кажется, будто теперь видно и понятно все; это не так, и на самую малость не так, но само чувство! Само умение почувствовать.
Где-то лежит омега, неясно, впереди или позади... Имеет ли это значение? Может быть. Со временем станет понятно. Времени теперь хватит.
Теперь времени хватит на все.