Круциар пропал из вида Святейшества на несколько часов. Когда же инквизитор, как следует воспользовавшись щедростью лидера дагонитов, вернулся в распоряжение своего нового (и, по совместительству, похоже, первого) хозяина, всем было очевидно, что инквизитор, в душу которого так внезапно для него самого, скорее всего, магическим образом, проник дух даэдропоклонничества, настроен ещё решительней, чем раньше, по отношению к врагам своим и своего господина. Облик его, а, вернее, снаряжение красноречиво говорило о том, что отныне убитые падшим инквизитором существа, люди и меры, после смерти наверняка отправятся в распоряжение Князя разрушения. Тень, отбрасываемая громадной фигурой нордлинга, напоминала теперь больше тень некоего даэдрического чудовища, нежели тень человека, борца с тёмными силами.
Доспех частично был перекован и изменён визуально, благодаря умению единственного местного кузнеца-дагонита, данмера, древнего, как сами эти подземелья, высокого и сухощавого, но всё же невероятно сильного, приобретя вместе с устрашающим видом несколько лучшие защитные свойства. Толстая сталь панцирных составляющих почернела ещё больше, покрывшись замысловатым резным узором и хорошенько закалившись в магическом огне даэдрического святилища; казалось, будто броня стала тяжелее, но движения сочленений давались теперь куда легче и были более плавными, чем раньше, даже, несмотря на вес: доспехи наконец-то были прилажены, лишние выступы и загибы убраны, исходный брак, с которым мучился Круциар все эти годы, был устранён. Неясный символ, напоминающий орла, покоящегося на панцирной груди, был обточен и видоизменён - теперь враг мог отчётливо видеть геральдическую злобную хищную птицу, составленную из выступающих фигурных пластин, вырастающих прямо из кирасы. Невесть откуда выросшие на стали шипы и острия никоим образом не мешали движениям, как бы нордлинг не ухитрился повернуться в таком облачении. Его непробиваемость с лихвой окупилась огромным весом - оставалось только гадать, каким же образом человек вообще в состоянии сражаться в подобном практически цельнометаллическом гробу. Шлем-маска, закрывающая теперь всё открытое пространство сзади, вплоть до лопаток, плавно переходила в составной подвижный панцирь, закреплённый поверх литой кирасы, гравированными пластинами с выступающим посередине каждой, словно сегменты хребта рептилии, остриём, доходил основания шеи через широкую спину до самой поясницы. Маска, перекованная загадочным данмером, казалось, состояла теперь из двух половин, одной цельной и без узоров, и второй, со врезанной гравировкой. Каждая половина маски теперь выражала свою эмоцию изгибом прорези рта: правая, покрытая узором истерично смеялась, а отполированная до блеска левая, наоборот, скривилась в жуткой скорбной гримасе, в целом образуя ещё более пугающую и неприятную картину, чем раньше. Внутренний слой был всё таким же решётчатым, при ближайшем рассмотрении, напоминающим ряд редеющих акульих зубов. Два кривых когтя злобного даэдрота, слуги Молаг Бала, видимо, когда-то вызванного, закреплённого на смертном плане, и впоследствии, убитого, теперь красовались выше лобной части шлема, придавая особый мрачный колорит новому образу Круциара. Металл булавы, семь перьев которой были заменены на серебряные, заметно большие по размерам и гораздо более заострённые, чем прежние, также приобрёл воронённый оттенок. Кузнец лишил оружие возможности складываться телескопически, предоставив несколько иную, более удобную конструкцию длинной рукояти, взамен оснастив спину брони, справа, удобными креплениями для булавы. Взмах этого страшного оружия, пусть был совсем не так манёвренен, нежели взмах меча, но обладал гораздо большим уроном. Теперь присутствие падшего инквизитора стало труднее определять в темноте, если бы, конечно, не одна броская деталь, речь о которой пойдёт ниже (конечно, не считая блеска серебряных лезвий шестопёра).
Благодарности Круциара не было предела. Конечно, как ценный кадр, он мог рассчитывать на определённые разовые привилегии, но широкая нордская душа требовала вознаграждения усилиям кузнеца. Им стала кровь неудачливого данмера-даэдропоклонника, вызвавшего омерзение инквизитора своей жалкостью и никчёмностью. Скорее всего, эльф был наркоманом или чем-то вроде - слишком легко затрещали его гниющие кости под напором нордлинга, разорвавшего дагонита на части прямо, на глазах кузнеца. Та кровь, которой Круциар не забрызгал себя и ближайшую поверхность, он выцедил из раскромсанного трупа в один из сосудов в оккультной кузнице и передал старому оружейнику, для будущих экспериментов с жертвами во время ковки брони и оружия. Тщедушный бедняга данмер был одет в одну из алых мантий, носящихся Мифическим Рассветом. Конечно, даже до скорбного инцидента с убийством, вернее, уничтожением своего обладателя, сие одеяние уже было несколько истрёпано. Но это не смутило новоиспечённого члена культа - сорвав окровавленную изодранную мантию с изуродованного тела, нордлинг нацепил её на себя, с помощью ловких рук кузнеца закрепив наподобие короткого плаща на левом боку, частично прикрывающего грудную пластину. То есть, скорее, для идентификации, в качестве украшения, чем для полноценного ношения, как одежды, закрывающей тело.
Таким и предстал бывший Круциар, в гораздо более ранней жизни бедняга Гуинфермен, перед Святейшеством, близко подойдя и заслонив тем самым практически весь свет. Выслушав указания данмера, падший инквизитор склонился к дагониту и всё таким же металлическим замогильным голосом процедил:
- Будет сделано, мой повелитель, но всё же раб нашего владыки... - выпрямившись и несколько отклонив голову назад, повернувшись к Святейшеству преимущественно правой стороной лица, Круциар будто насмехался над данмером, таким маленьким и беззащитным, по сравнению с громадиной-нордлингом (или уже неизвестно кем). Но, что первое утверждение, что второе - оба ложны.
Не произнеся более ни слова, падший развернулся, и гулким тяжёлым мерным шагом направился в сторону той самой пустующей площади, на которой держали пленников, где всё и началось. Неизвестно, о чём думал Круциар, и каков был его план действий; он, задумчивый, дошёл до скопления пустующих хижин неподалёку от уже известной нам площади, оставив позади огни основной части города Мифического Рассвета. Он старался двигаться как можно незаметней: изрядно сбавив скорость, падший ступал по пыли на рыхлой от времени мостовой, таким образом издавая минимум звуков, учитывая ещё и то, что в местных потёмках был плохо виден (но не со спины), впрочем, как и все, кто не имеет на себе пёстрого костюма придворного шута. Неожиданно нордлинг замер на месте - прислонился плечом к стене ближайшей хижины, видимо, оценивая обстановку. Где-то там, впереди, через пару рядов разваливающихся халуп, на площади, находились те самые лазутчики, о которых говорил Святейшество, возглавляемые Ссза'Зи... Но Круциар всего этого не знал. Ему просто показалось, что впереди кто-то есть.
