Несколькими часами ранее.
Требование клятвы не нашло себе немедленного ответа, что согласия, что отрицания; Святешейство не торопил, смысла в этом не было. Он помнил многих, желавших власти и вдруг испугавшихся давать что-то взамен; он сам и убил их. Он помнил многих, запнувшихся и пожранных немедленно и необратимо нагнавшими сомнениями; он сам проследил, чтобы остатки своих земных жизней они преодолели в слабости и тьме, вдали от огня могущества. Круциар не принадлежал ни к первым, ни к последним. Его привели сюда иные цели. Оттого и сейчас, ничтожной утешительной наградой, ему позволительно это молчание.
О чем нордлинг сейчас думает? Полон ненависти? Гнева? Бессилия? Нельзя сказать. Идут и медленно ссыпаются в нижнюю чашу невидимых часов последние мгновения, пока еще нельзя этого сказать. Как и всегда, страшно и восхитительно смотреть на последние минуты биения свободной воли, последние вздохи подлинной жизни. Никакой глубины пропасть не сравнится с бездной, в которую ты заглядываешь, наблюдая за ними. Нет нигде большего страха и чернейшей тьмы, чем те, что оборачиваются к тебе в ответ; и ничто не приносит раз за разом большего ликования, чем те секунды, когда тебя отшвыривает от этого края обратно в реальность, и ты понимаешь, что хотя бы в этот раз бесконечная пустота забрала не тебя. Невозможно описать чувства, вздымающиеся при этом в твоей душе, неважно, кому ныне принадлежащей; безмерная вина и отвращение к себе и собственному поступку, варварскому акту разрушения неповторимой чудовищности, и в то же время безмерный восторг и потрясение от прикосновения к величию таких масштабов. И иногда казалось, что и это и есть Мехрун Дагон, его подлинное воплощение и суть, а писания и видения лишь причуды и отчаянные попытки сознания представить себе величину, которую он не в силах постичь; но никогда бы и никому Святейшество этих мыслей не доверил.
А отведенное время уже вышло, уже слышно, как обманчиво медленно достигают слуха необратимые слова ответа. Утвердительного, конечно же. Он не хочет смерти. Он считает, что должен сделать еще слишком многое, чтобы умирать. Он видел тень, которую люди привыкли называть тьмой, и считает оттого, что видел тьму. Но тьмы он не видел...
Он увидит ее сейчас.
Хорошо, что в голосе Круциара явно чувствовалась ненависть. Хорошо для него. Ненависть обезболивает.
Толпа без лишних слов распределилась, образовывая почти идеальное ровное кольцо вокруг площади. Еле дышат, забывают дышать, таращатся вперед с беспредельным ожиданием, как верные псы. Не способные оценить всю тонкость блюда, но довольствующиеся вполне затапливающим их головы одуряющим ароматом. Интересно, сколькие из них рассчитывали на величие и свободу в свое время, когда тоже стояли еще не в кругу, а посередине его, и последние звуки их слов дотаивали в воздухе. Интересно, но не сейчас. Нынешний лидер морнхолдских дагонитов задавался этим вопросом не раз на протяжении многих десятилетий, если не столетий. Сейчас едва ли хватит нескольких секунд, чтобы найти на него ответ.
- Тогда вступи в наш дом и раздели нашу кровь, нашу ношу и нашу веру, - голос сам стремительно возвысился до нужных высот и принял необходимое, почти напевное звучание, которому вторил медленно нарастающий гудящий вой со всех сторог, - шагни в пламя на смерть и выйди бессмертным, прими власть нашего господина, и пусть он примет тебя!
Конечно, даже в состоянии охватывающей эйфории Святейшество успел отдать себе отчет в том, как окрасилась в этот раз иронией центральная часть ритуального воззвания, но не в его праве было оспаривать традицию, древнюю, как вся кальпа; и через миг это его уже не волновало.
- Повторяй, - было последним, что, неожиданно спокойно, велел колдун на обычном языке. Потом медленно и внятно он перешел на даэдрик. Очень странный даэдрик. Полный совершенно непривычных для распространенных заклинаний и обрядов форм и слов, как мог бы без труда определить всякий, уделявший последним достаточно внимания. Как, вероятно, мог бы определить инквизитор, но сейчас от него требовали другого.
Первые несколько слов он повторил слух, возможно, с ошибками и неточностями, но для нужного эффекта этого хватило с лихвой.
Больше всего это похоже на подцепивший прочно крюк, тянущий в направлении ловца. На удивление безболезненно и для крюка, и для дагонитского обряда; впрочем, ненадолго.
Нордлинг уже не говорил сам. Слова вырывались из горла четко, ясно, безошибочно и помимо воли, несмотря на то, как все еще полностью чувствовался и подчинялся и язык, и голосовые связки, и челюсти; поначалу просто неконтролируемым бредом, потом набирающей силу и крепость чужой речью. Чем дальше, тем больше охватывая все тело, наполняя его стремительно нарастающими беспокойством и страхом; но самое худшее грянуло чуть позже, под конец очередной фразы.
Ощущение потери, медленно прокатывающееся по телу и продирающееся через каждый его сантиметр. Ни боли, ни даже осознанного ужаса, но пустота, необратимо вытесняющая и выдавливающая собой из самого существа инквизитора что-то крайне важное, и легко понять, что. Забирающая с собой желания, убеждения, мысли и стремления, неотвратимо и медленно выжигающая и смывающая их один за другим, - все больше, и больше, и больше, наполовину... почти целиком... полностью.
Именно тогда закончились слова, и обрушился приступ тошнотворной боли.
Когда он прошел, личность, вопреки всем ожиданиям, еще была на месте. Осталась невредимой память, осталась способность думать и даже впечатление, производимое беззвучно ревущим стадом вокруг, осталось в полной мере.
Вместо того барьера, что с самого детства, неизменно отгораживал их от окружающего мира, осталась пустота. Безмерно сложные строения, образующие душу, все еще невредимо возвышались посреди нее; но владельцу своему они больше не принадлежали. Неприступная некогда крепость, превращенная в проходной двор. Сокровищница, превращенная в городской склад. И лишь вопрос времени, когда ее перекроят или уничтожат, намеренно или случайно.
Мехрун Дагон, Князь Разрушения в недрах Обливиона.
Или наместник его на земле.
- Добро пожаловать в новый дом, - негромко подытожил Святейшество, - братья и сестры мои, вы вольны возвращаться к своим обязанностям.
Шепот, восторженные вздохи, топот, шорох беззвучно отступающего многоглавого чудовища. Только булава осталась лежать на каменном полу.
- Вот теперь, - не дожидаясь, пока покинет площадь последний из фанатиков, добавил он куда более деловым и спокойным тоном, - возможно обсудить дела.
В текущее время.
- ... идти первый... "Редгард"... ибо проходить... знать куда...
Выражение настороженного недоверия на лице медленно сменилось ровным, ничего не выражающим спокойствием. Вполуха слушая, о чем заговорили колдуны, Раккан вдоль стены подобрался к обрыву и остановился, глядя равнодушно вниз. Возмущаться и оспаривать приказ ящера было бессмысленно в той же степени, сколь и рискованно. В принципе, после того, как колесо фортуны зашвырнуло его сюда, чего-то другого было ждать от него нелепо. Напротив, трудно было бы назвать более вероятный результат развития событий - недаром же он единственный был против возвращения, чтобы оставаться сейчас в тылу. Впрочем, злился он недолго, быстро плюнув на бесплотное негодование и переведя внимание на предстоящую дорогу.
На окраинах гадючника не изменилось ничего, верно. Все та же дорога, те же хибары. Ни души. Даже как ни вглядывайся, никакого шевеления и почти прозрачный, нетронутый плывущий дым.
Странно. Очень странно, настолько, что не просто настораживает, но наполняет душу настоящим беспокойством. Никакой охраны? Ни защиты, ни патрулей, ничего?
Больше всего это смахивает на ловушку. Наглую, совершенно прямолинейную, даже для вида не прикрытую. Но почему это так? Верховный ублюдок ожидал в гости только новую партию гостей, не рассчитывая, что старые окажутся до такой степени идиотами? Или уверен, что они пойдут все равно, не смотря ни на что? Тогда насколько многое вообще ему известно?
Опять же, этот недавно встреченный больной урод в туннелях, непонятно как на них вышедший...
И, если это ловушка, первым узнаешь это именно ты.
Сиятельная перспектива, ничего не скажешь. И любопытно, что собираются делать остальные, если первая группа подохнет на их глазах вместе с рептилией и недоростком разом. Впрочем, тогда они, может, наконец догадаются отсюда свалить...
Как третьего из представителей первой группы, мысль эта отчего-то не обрадовала и не преисполнила альтруистичным счастьем, заместо него подарив порцию бессильной ненависти и чего-то холодного. Холодного скребущегося страха. Давно не приходилось его всерьез испытывать, даже тогда, когда вцепился в руку кровосос.
Ничего, выбора все равно нет. Будет лишний повод хранить осторожность, да и неизвестно еще, как опаснее отправляться - первым или в компании крикливого болвана или опьяневшего кота. Вот и босмер, поправив лишний раз оружие - у него хотя бы есть, что поправлять, - и зачем-то обернувшись тревожно назад, подошел к началу кривой тропы, ведущей вниз, и остановился, ожидая и пропуская вперед.
Спуск оказался ничуть не дольше подъема, даже куда короче, как показалось - но, может быть, это только показалось. По мере снижения вид, открывавшийся сверху, постепенно сменился лабиринтов пустующих каменных лачуг впереди, где взгляд немедленно утыкался в стены, не охватывая и пятидесяти шагов, и даже стены тут и там скрыли собой дым и темнота. Нос снова наполнился запахом гари. Вот и пустая полоса, оцепляющая собой город, теперь быстро пересечь ее - и к полосе домов. Прямиком в смог.
Добрались, оставив узкий отрезок открытого пространства позади. Остановились между рядов странной формы жилищ с отсутствующими дверьми. Жалко, что тут нет пыли. Очень жалко.
- Вот там, - едва слышно сообщил Раккан, указывая вдоль уходящей к центру дороги, - площадь, на которой нас держали. Что по сторонам, не знаю, как-то не было времени исследовать. По этой самой улице мы бежали. Если тут нет засады, то понятия не имею, где она должна быть.
Наверху, у входа в туннель, как и прежде, было холодно, пусто и противоестественно светло. Ничего не происходит. Ничего не меняется, ни шагов, ни звуков, ни подозрительных изменений в жизни дагонитского убежища, видимых сверху.
Только странное, еле уловимое ощущение, посетившее Адрианну, Ивора и Т'Саву одновременно - о чем они, конечно, знать не могли. Вроде подувшего и тут же стихшего сквозняка. То ли померещившегося, то ли нет, то ли в самом деле это был только ветер...
[dice0]
Сложно сказать, почему из всех троих именно хаджита это ощущение задело чуть глубже, чем остальных. Не то воспаленный наркотиком разум оказался восприимчивее здоровых, не то сказалась никому не известная предрасположенность или же вовсе сыграло свою роль случайное совпадение; но именно Т'Сава, пусть и не сразу, а только после нескольких минувших секунд понял вдруг, что ощущение означало.
Оповещающее заклинание. Неусыпный невидимый сторож, чья цель - почуять и предупредить. Внимательнее любой собаки, быстрее любого гонца. Только самую малость, но заметный для достаточно тренированного мага.
P.S. Сожалею, если кто-нибудь хотел еще что-нибудь обсудить, но затягивать эту сцену дальше было бы перебором.
[hide]
Так и знал, что выпадет тройка -) ну вот честно, так и знал![/hide]
