Хор миллиардов шажков, хор миллионов шорохов, звуков и голосов. Немайн шла, притупив голову, размеренно и тихо, подавленно и устало. Был тёмен лес ночной. Тысячи прикосновений, тысячи ударов, сотни рук, схватившихся за кожу, десятки из них, что ее разрывают, единицы, что гладят. И крики, и плач, и смех. Вокруг нет животных, нет птиц, нет людей. Есть только она. Вся она, во всю свою ширину, глубину и необъятность.
Немайн было душно. Немайн было плохо. Немайн навряд ли уже хоть что-то поможет.
- Все это лишь извращенная прелюдия к убийству, ты не находишь? - насмешливо поинтересовался один из голосов. Он принадлежал босмерке, шедшей близко к Немайн. На ее тонкой шее красовалось ожерелье из драгоценных камней. Ее волосы были аккуратно прибраны в двойной пучок, на них пошло блистали такие же, как и ожерелье, украшения. Она была одета в вычурное платье темно-алого цвета с открытыми плечами и широкими рукавами. Она шла медленно и жеманно, но все равно поспевала Немайн, даже шла чуть впереди.
- Прелюдия! - радостно выкрикнул кто-то сверху, разразившись улюлюканьем и смехом. Со стороны послышались детские всхлипы и хлопок от чего-то увесистого по чему-то менее увесистому, после чего всхлипывания сразу же прекратились, - Ну же, Неми, прелюдия! Посмейся! - требовали хором совсем хмельные голоса, - Ты же так любишь прелюдии!
Эльфийка продолжала идти, не поднимая голову и не обращая ни на что внимание.
- Ты думаешь, что мы просто так отстанем? Не хочешь смеяться - плачь! - из темноты впереди вышел босмер-охотник. Он схватил Немайн за горло, подняв над землей. Улыбка садиста быстро пропала с его губ, стоило ему заметить, что босмерка не сопротивлялась, не дергалась и даже не меняла выражения своего лица, несмотря на боль и нехватку воздуха. Грязно выругавшись, он со всей силы швырнул ее в дерево.
Все остальные, до этого державшиеся в стороне, быстро столпились вокруг. Старики и дети, мужчины и женщины, совсем живые и совсем не-живые на вид - они хватали ее за волосы, за руки, за ноги, они царапали, били, рвали и лапали, они тянули в разные стороны, они поднимали и тянули за голову вниз, они шептали ей на ухо, они ломали ей пальцы, целовали в губы, резали, кромсали, обнимали, щекотали, проводили руками по всему ее телу, вырывали ей зубы и глаза, разрывали и сшивали ее одежду, плакали, прижимаясь к ее груди, и давали пощечины. Но в какофонии стонов, криков и смеха не было ее голоса, ее выражение лица оставалось неизменным. Она не плакала. Она не смеялась.
Тогда они отступили от нее, сделав несколько шагов назад. Немайн лежала у корней дерева, ее тело было неестественно изогнуто, у нее не было глаз, ушей, ногтей и зубов, от волос осталось лишь пара клочков, все ее тело было будто разорвано, но вместе с тем цело. Она приподнялась, опираясь на скрученные и разломанные руки, не обращая внимания на торчавшие из них кости и вырванные ногти. Она села, аккуратно вправляя свои ноги и ощупывая сломанные ребра. Она облизнулась, тяжело дыша, и оглядела окружавших ее невидящим взором. Ее тело, несмотря ни на что, продолжало работать, как и она продолжала оставаться абсолютно спокойной. Очертания толпы стали смазываться, собираясь в одно огромное черное мессиво, поглощающее все вокруг, от неба и до земли. Отделившись от черноты с явным усилием, к ней вышла одна фигура, постепенно собираясь в очертания человека.
- Давно не виделись, Немайн. Как же ты выросла и похорошела, какой самостоятельной и сильной девицей ты стала, приятно посмотреть.
Мужчина подошел совсем близко, нагнувшись над ней и ласково потрепав за щеку. С его прикосновением на мгновение и ее тело охватила чернота, после вернув ей абсолютно все, от глаз и до кончиков пальцев, она снова была абсолютно целой. Она испуганно отшатнулась от мужчины, не смея даже убрать его руку от своего лица.
- Тише-тише, милая. Зачем тебе меня бояться? - по-доброму улыбнувшись, спросил он, сев напротив. Она хотела встать, она хотела убежать, скрыться, но страх связал ее по рукам и ногам. Она боялась сделать лишний вздох.
- Я и подарок тебе принес, - мягко сказал он, достав что-то из-за пазухи. В нос ударил омерзительный, слишком знакомый запах. Она дернулась, но слишком поздно - мужчина схватил ее, с силой прижав к земле и нависнув сверху. Она кричала, плакала, пыталась вырваться, билась, но мужчине было на это все равно. Телбот в разы сильнее человека, а конкретно этот и в разы аморальнее, что ему могло помешать?
- Ну, что же ты, как сама не своя? Она ведь так по тебе соскучилась! Давай, не препирайся, поцелуй дорогую мамочку...
За всю дорогу Немайн не сказала ни слова. С того момента, как они двинулись в путь, она заметно притихла, хотя причины, казалось бы, не было. Эльфийка спокойно довела их до города, игнорируя встревоженную стражу, разговоры и действия своих спутников. В городе ее поведение тоже ничуть не поменялось, она даже не оглядывалась по сторонам и не пыталась задавать вопросы, просто плелась следом. То, что они пришли к какому-то дому, тоже ее не удивило. То, что ей предложили в нем остаться - тоже. Босмерка высказывала крайне наплевательское отношение ко всему, особенно к тому, что происходило и могло с ней произойти.
Девушка кивнула Цезонию и Скёте, после чего вошла в дом, даже не обернувшись и не попрощавшись. Она взглянула на Малкольма без какого-либо выражения, вероятно, ожидая, что он что-нибудь ей скажет или куда-нибудь проводит. Ей, впрочем, все равно.
Стоило прикрыть глаза – полыхнул какой-то новый, знакомый и неприятно ассоциирующийся запах. Незаметно, фоном – и всё же. И только…
Рейн.
Если бы кто-то неблагоразумно попытался сейчас пронаблюдать за магическим фоном, то, верно, ослеп бы – Скёте ударил, даже ещё не развернувшись лицом куда надо и только на слух определяя положение противника, и ударил с силой, много превосходящей нормальную для такого рода воздействий. В висках тупо и неприятно стучало. Разум холодел и терял эмоции, пытаясь вести одновременно несколько линий.
- Зовите… - срывающимся и не похожим на нормальный голосом, с какими-то механическими интонациями произнёс он, – зовите своих прислужников, пусть придержат за руки и заткнут ему рот. Или тишиной. Одержимый. Долго я так не смогу.
/ / Инфодемоническое вмешательство! DIJUNGO!
Пояснения:
Рейна пытаются подвергнуть промывке мозгов и заклинанию подчинения, причём по сравнению с тем, что бросали в Цезония в начале главы, подчинение одновременно гораздо лучше пробивает ограничения и содержит в себе значительно больше силы. Посыл достаточно прост: STOP RIGHT THERE CRIMINAL SCUM. «Стой, не двигайся, молчи, сволочь».
Что касается промывки мозгов, то она не воспринимается окружающими как отдельное заклинание по многим причинам: во-первых, Скёте затрачивает на основное (подчинение) гораздо больше магической энергии, чем требуется в обычном случае, и второстепенное воздействие просто неразличимо; во-вторых, данная форма заклинания промывания мозгов во многом зависит от заклинания подчинения: подобно паразиту у живых организмов, она лишена части основных компонентов и использует таковые у подчинения, отчего и не воспринимается как отдельное воздействие вообще.
Ещё о промывании: первый этап воздействия быстр и груб – просто выгрести из памяти Рейна события последнего дня и положить к себе в голову. Дело, на деле, нескольких секунд – дальше, если не прервут, Скёте потихонечку будет переправлять обратно размытые воспоминания – как оригинальные нейтральные, так и свои.
Ради максимальной достоверности и, кстати, лучшей маскировки, он выкладывается почти на полную: больше чем пару минут Скёте это держать не сможет.
После окончания Скёте будет истощён по магическому запасу, и у обоих будет ужасно болеть голова.
Скрибом заверено, что вышеперечисленное не выходит за рамки здравого смысла. Вроде бы : )
Да, мне очередной цугцванг, уруру.
"Ты думаешь, что мы просто так отстанем?"
Темнота расступилась. Босмерка рывком села, схватившись за собственное горло, и с испугом обнаружила, что на нем не осталось и следа от раны. Руки обессиленно опустились и легли на колени, почти закрытые юбкой легкого белого платья. Она чувствовала, что у нее не осталось сил даже на то, чтобы плакать или звать на помощь. Отчаянье тяжелой, непосильной ношей легло на ее плечи.
Она снова была в том самом лесу. Вокруг нее снова были все те, кого она избегала и боялась все эти двадцать лет. Некоторые из них уже подошли к ней, некоторые наблюдали издалека, но большинству было все равно - откуда-то сбоку слышались крики, вопли, удары и хруст. Свято место пусто не бывает.
- С возвращением.
Кто-то схватил ее за волосы, заставляя подняться. Босые ноги подскользнулись, испачкавшись в мокрой от недавнего дождя земле, и она снова села. Прядка волос прошла сквозь руку державшего, в его ладони не осталось и волоска.
- Я слишком далеко зашла, чтобы позволить вам и дальше... быть.
Девушка посмотрела прямо в глаза босмеру-охотнику, и в ее взгляде ничего нельзя было прочесть, кроме безграничного сострадания. Он дернулся, сделав шаг назад. Его охватило смятение, но ненадолго, и через секунду он уже со злобной ухмылкой приставил к горлу эльфийки кинжал. Она встала и отряхнулась, и, не обращая никакого внимания на неодобрительные возгласы и попытки остановить, направилась в сторону шума. Кинжал прошел насквозь, не оставив и следа, то же самое ждало и чужие руки, и кинутые камни.
- Вы зря деретесь, - обратилась она к людскому месиву. Оно замерзло, целиком обратив свое внимание на нее.
Девушка спокойно подошла очень и очень близко к толпе, чувствуя, как ее кожу обжигает чужое дыхание, как в любую секунду на нее могут обрушиться тысячи ударов, как прямо сейчас ее могли взять и разорвать на куски. Но страх, который преследовал ее все эти двадцать лет, отступил.
Ей уже нечего было терять.
Да и не могли они ничего сделать.
Она улыбнулась, протянув руки в сторону месива так, как будто хотела всех их обнять.
- Я здесь главная.
Толпа взвывала. Потеряв совсем очертания, она снова смешалась в сплошное черное пятно, и пятно это кинулось в сторону босмерки, и почти физически чувствовался весь тот гнев и вся та ненависть, которыми пятно это было пропитано.
Темнота промахнулась. Точнее, ей некого было разрывать, бить и убивать - эльфийка была для них неосязаема. Недостижима. Она улыбнулась шире и ласковее, тоже теряя какие-либо контуры и очертания и как будто светясь изнутри. Часть пятна, прошедшего сквозь, исчезло внутри нее, смешавшись со светом и полностью растаяв. Лес содрогнулся, толпа взвыла громче и испуганнее, снова становясь не единым целым, а кучей совсем разных существ, преимущественно - меров. Они смотрели на нее с ужасом, пятясь назад.
- И я сделаю то, что должна.
Ее голос дрогнул, лес озарился мягким свечением, но совсем ненадолго. Еще одна вспышка, подобная молнии, гром. Босмерка исчезла.
- Очнулась, глупенькая, - пытаясь сказать как можно ироничнее, фыркнула эльфийка в алом. Но и она, и все окружающие слышали в ее насмешливой улыбке и словах страх, который она не сумела скрыть. Который каждый из них не мог сейчас скрыть в себе.
Молчание прервалось самым честным из них. Или, может быть, самым наивным.
- Я не хочу умирать! - жалобно воскликнула маленькая девочка, чуть не плача. Кто-то из них обнял ее, растрепав волосы. И этот кто-то, как и все здесь, готов был кричать именно это. Чувство собственного превосходства покинуло их, оставив наедине с ужасом и беспомощностью в этом темном лесу, в котором сегодня впервые было светло.
Эльфийка широко раскрыла глаза, смотря в потолок, и болезненно вскрикнула от той боли, которая чувствовалась во всем ее теле. Темнота расступилась перед ее глазами, но совсем немного - она не могла разглядеть почти ничего, кроме слабого света где-то в стороне от нее. Босмерка рывком села, схватившись за собственное горло, и с испугом обнаружила, что на нем не осталось и следа от раны. Острая боль не дала ей и пары секунд пробыть в таком положении, и она снова опустилась на диван. Руки поднялись выше, закрывая ее лицо. Она тяжело дышала, пытаясь придти в себя и понять, что с ней произошло. Вывод был неутешительный - она все еще жива. Еще неутешительней были варианты того, как и кто мог заставить ее остаться в живых. Она растерянно и абсолютно несмело частично убрала руки, смотря перед собой почти слепым взором. Взгляд зацепился за фигуру мужчины, в которой читалось что-то отдаленно знакомое. Образы и обрывки воспоминаний посетили ее, прозвучали отрывки каких-то разговоров, его имя буквально вертелось на языке, как и его... вкус?
- Це... Цезоний? - тихим от слабости голосом жалобно обратилась она, чувствуя, как по щекам снова текут слезы, - Цезоний! - эльфийка протянула дрожащие руки в его сторону, смотря на него одновременно умоляюще и невинно-нежно. Стоявшую около незнакомку она пока не заметила.
"Змеиный Клубок" - это несколько хижин к востоку от Нерката,
неподалеку от торгового тракта,
где живут четверо представителей телботской линии крови,
занимающиеся связанной с лесом и лесными духами разновидностью магии.
Сами хижины расположены вокруг зала собраний,
а именно дыры под корнями упавшего дерева,
причем сделаны из искусственно удлиненных и разросшихся корней, коры и ветвей
и имеют примерно сферическую форму, напоминая клубок черных змей:
отсюда и название.
Шаг, шаг. Шаг. Ещё один.
Бег приходился к месту в городе, или, скажем, пять минут тому назад, на тракте, протопанном и разглаженном бесчисленным множеством ног – но никак не сейчас, не здесь, при тяжёлом от влаги воздухе и раскисшей земле под ногами. Тайриль осторожно отводила так и норовящие задеть по лицу ветки и лианы в сторону, производя при этом ненамного больше шуму, чем обыкновенный здешний зверь – или кто ещё. Иногда она забывала дышать, но спохватывалась, конечно, раньше, чем что-то успевало случиться.
Ночь позади, кажется, всё ещё полыхала, однако у девушки не было ни возможности, ни желания оглядываться за спину. Помимо прочего, это плохая примета.
…Ещё час назад (или около того) она, смущённо поглядывая на окружающих, перетягивала запястье узорчатой серебряной ленточкой – кажется, тоже своеобразный талисман на счастье. Как ни странно, это действие не вызвало у собеседников ни тени раздражения – как будто бы город и не горел вокруг, и не полнился лесными духами. Однако же намерение вернуться к себе и захватить чуть больше полезных вещиц пришлось отложить на неопределённо долгий срок и тем самым, в общем-то, избавиться от него. А, не очень-то и хотелось. Того, что есть, должно хватить.
- Удачи, - откликнулась она эхом тогда и поклонилась напоследок, а затем принялась оглядываться и всматриваться в распахивающиеся двери дома. Завидев где-то окно, с достойной в иных обстоятельствах похвалы прытью метнулась туда и, кажется, даже не стала тратить времени на замки, по своему подлинному обыкновению предпочтя ключу сапог. На раму сначала забралась целиком, задевая верхний косяк хребтом и царапая куртку, и только затем соскользнула вниз – пара футов до земли, первый этаж, ничего серьёзного, в самом же деле.
Город пробуждался, и его пробуждение нельзя было назвать приятным.
По окрестностям плясали золотистые отблески, расцвечивая всё: камни, листву, прохожих – странными, пугающими пятнами света. Накатывался волнами какофонический шум улиц, сквозь который монотонно и тоскливо, вразнобой пели колокола. К воротам, милосердно распахнутым навстречу страждущим, уже тянулись первые беженцы, и Тайриль прибавила шагу, желая успеть до начала повального столпотворения.
Дальнейший путь проходил вполне обыденно, не отличившись ни единым сюрпризом – казалось, если исключить обстоятельства, при которых пришлось уходить, то этот визит полностью совпадёт с предшествующим, вплоть до разговоров и выражений лиц. Тому, конечно, способствовала сама дорога, по большей части совпавшая с местным торговым трактом, в другие дни безопасным ровно настолько, насколько вообще может быть безопасным любой квадратный дюйм этой земли.
И всё же приходилось спешить.
…Всё изменилось опять.
Лес здесь был дик и неприручен – в ином качестве, впрочем, он никого и не интересовал. Перемены здесь случались незаметно и быстро, и, что раздражало куда больше – непредсказуемо. Впрочем, остатков прежних троп и некоторых наиболее монументальных ориентиров хватило на то, чтобы указать верный путь, и теперь Тайриль ожидала за каждой мокрой веткой обнаружить характерные клубки свившихся воедино корней, которым место было обязано своей кличкой. Ни следа дурных предчувствий в сознании.
Шаг, шаг. Шаг. Ещё один.