Новогодний конкурс мини-прозы
Тысяча и одно слово о главном
Голосование
Правила голосования:
1) Нужно раздать работам I, II и III место (обязательно все три).
За I место присуждается 3 балла, за II место присуждается 2 балла, за III место присуждается 1 балл.
2) Голоса без аргументации засчитываться не будут.
3) Приветствуются и очень желательны развёрнутые или не очень рецензии на работы - для тех, кто таковые осилит.
4) При голосовании необходимо оценивать не только художественный уровень работ, но и то, насколько полно автору удалось раскрыть тему конкурса.
5) Голосование продлится... пускай будет побольше, до 20 января включительно.
6) Личность авторов, даже если догадались, не раскрываем, пожалуйста. Работы автора, деанонимировавшего себя, с конкурса снимаются.
7) Здесь только голосование, обсуждение работ и конкурса в
этой теме.
Примечание:
Авторы работ могут участвовать в голосовании, но их голос за собственную работу учитываться не будет. Это общее правило разных лит. конкурсов.
Работа 1
Новогодние обещания[hide]
Ненормальных размеров – огромный мешок ввалился в дверной проем. Крупицы снега разметались по деревянному полу, тут же растаяли; мешковина тоже стала намокать.
Редгард, втолкнувший мешок, недолго постоял на фоне черно-синего неба. Отдышался, вытер нос. Обошел и передвинул таинственный груз глубже в комнату. Вышел за дверь, и закидал слишком явную борозду на снегу.
Отсидевшись на мешке после проделанной работы, редгард встал и растопил небольшой камин: огонь стал потихоньку разогревать мерзлый воздух комнаты.
Комната - пустая, пыльная, давно забывшая прежних владельцев. Камин давал немного света, выхватывал краешек деревянного стола, переставленного из угла в центр. Два стула, две деревянные спинки торчали слева и справа, и под правой - узел мешка.
Не удержался: пнул мешок, ожидая хотя бы стонов, но тех не последовало. Редгард снова вздохнул, вышел, сорвав с настенной полки чайник; набил его снегом, вернулся, повесил на огонь. Почесал подбородок, щурясь в темноту, еще раз не удержался, пнул, и стал медленно развязывать узел.
Нагретый чайник стоял справа, накрытый тряпкой. Дымились две чашки: под носом и чуть дальше, на той стороне. Первым осмысленным видением капитана стал редгард, дувший на свою чашку. Редгард улыбался. Черные жесткие волосы и густая борода в темноте казались еще более густыми, устрашающими, улыбка – блестящей, зловещей.
Преступник отодвинул свою чашку, достал из-под стола кипу бумаг, и кинул перед собой.
- Подводим итоги года, капитан! Дата располагает, не так ли? Простите, я снял вам повязку, вы без нее… человечнее выглядите.
Правда: в пустую правую глазницу поддувало, и казалось, будто глаз вот-вот вытечет, пусть его уже несколько месяцев там не было. Капитан шмыгнул носом – большим, почти орлиным носом, - но ничего не сказал.
- Позже я обязательно развяжу ваши руки. А пока – начнем!
Преступник стал поднимать листовки на свет, и щуриться. Свет был только от камина – очень мало, - но редгарду не было нужды вчитываться. Каждое деяние он вспоминал почти без усилий.
- Три диверсии – месяц сева, не так ли? – три диверсии в местах – как это? – квартирования стражи, преступник не найден. Казнены два офицера: правильно, как еще держать дисциплину?!
Редгард шлепнул листовкой по столу. Поднял следующую, прищурился.
- А, та же самая. Вам бы меньше тратиться на бумагу, капитан.
Шлепок. Шорох бумаги.
- Это что? А, самосуд. Двое, подвешены за руки на столбах. В разных концах города! Опустим подробности, капитан, - редгард прервал вдох и громко закашлялся. – Зима. А я тут. Трачу время на выговоры. Что ж, эти двое заслужили свою участь. Вы так не думаете? Ну, по вашим меркам, они – почетные граждане Доминиона. По нашим, по моим – военные преступники.
Снова – шлепок. Редгард прокашлялся, отпил из чашки.
- Дальше: знаете, здесь мне становится особенно горько. Культурный советник наместника, известный редгард Низам Куль, пропал. Возможно, похищен.
Редгард хлопнул по столу сильнее, от чего затряслась жидкость в чашках. Капитан не прозевал момент: попробовал освободиться от пут, двигая руками за спинкой стула. Туго, веревка ушла почти под кожу, больших усилий стоило не зашипеть от боли.
- Задирай вы, альтмеры, пониже носы, могли бы учуять его у входа в дворцовую галерею. Еще одна проделка, за которую стоит казнить вашего офицера.
Редгард шлепнул бумагой по столу, взял в обе руки чашку, принюхался: травы еще сохраняли аромат.
Отпил. Капитан смотрел молча, изучал, все надеялся бежать.
Преступник поднял очередную листовку, всмотрелся.
- А, объявление о розыске. По-моему, не совсем удачный портрет, - он посмотрел на собеседника. Молчаливый альтмер, с зияющей чернотой в правой глазнице, смотрел угрюмо. Его орлиный нос немного сворачивал влево на кончике, подбородок, и тот Боги скосили туда же, влево. Беда: не лицо, а полумесяц. Сам редгард тоже не удался. Вернее, удался, но не сохранился. Крупные черты лица, жесткие щеки и лоб – все испещрено шрамиками, порезами. Кожа на щеках - изрезанная апельсиновая корка.
- Множество диверсий, расправы над государственными лицами, шпионаж, хищение ценных бумаг, а еще – специально для этой встречи из дома наместника я украл печенье. У меня там сообщник, сказать имя?
- Вот печенье не донес. Жалко стало детишек из одного приюта, решил поделиться. Пусть им будет праздник. А мы с вами, капитан, старые вояки. Обойдемся.
- Вы, может, выпьете? Нет? Ладно. Тогда перестану обвинять и объясню, зачем понадобилось вас… отвлекать от дел, как вы любите говорить.
Редгард отодвинул бумаги к середине стола и придвинул к себе чашку. Понюхав, долил кипятка, и сделал еще глоток.
- Вы спохватились, капитан. Поздно, и все-таки спохватились. Объявления о розыске, награда за голову. На меня ополчились многие прежние друзья. Что ж, теперь я знаю им цену.
Задумавшись, редгард оперся руками на крышку стола, почти налег. Отвернулся к камину. Альтмер попробовал – с тем же болезненным результатом – шевельнуть руками. Интересно, хватит ли ему сил и выдержки порвать путы прежде, чем те разрежут ему руки?
- Вы просто затравили меня, капитан. Пришла зима и я остался совсем один – только подумать! – в родном городе. Пришлось искать места, подбирать неприметные хижины, вроде этой. Вы казнили ее хозяев во второй волне приговоренных. Жестокий, бессмысленный поступок.
Не рассчитывая на капитана, редгард сам замолчал на минуту, почтить память военных жертв. Прикрыл глаза и вдохнул, казалось, сам прах этого места. В ноздри ворвался аромат напитка. Преступник сделал еще глоток.
- Да, вовсе не из сентиментального одиночества я вас пригласил сюда. Это место, капитан, больше других отражает ваши деяния. Оно красочнее самых кровавых пятен на плахе. Это – настоящее разрушение, принесенное вами – нам. Тысячи жизней…
- А потом я, и мои выходки. Бесконечная погоня, новые чистки, падение авторитета. Я слышал, вы становитесь крайне жестоки. В ответ ожесточаюсь и я.
Редгард невесело усмехнулся.
- И вот поэтому мы с вами здесь. Посидеть, отдохнуть, проветрить голову. Вы рассудительны, капитан. Я предложил бы вам убраться из Скавена, но… Приказы, честолюбие, ненависть. Вы не уйдете, и мне отступать некуда. И все-таки, прежде чем начинать очередную драку я решил дать вам шанс. Напомнить о прошлом. Может, на ваших островах у вас была семья, и такие вот вечера, полные большей теплоты, хотя, по вашему лицу и не скажешь.
Преступник допил напиток в чашке, поднялся, достал из-за пазухи какой-то предмет. Поднес предмет к огню в камине, подержал недолго, а затем водрузил на блюдце.
Капитан еще раз напрягся, не выдержал и взвыл от боли. Редгард, с блюдцем – с горящей свечой - в руке обошел своего пленника, дав левому глазу разглядеть огонек. Затем отошел в угол, поставил блюдце на пол, еле слышно звякнув им, и направился к выходу.
- Подумайте, капитан, - сказал преступник напоследок. – Свеча будет гореть долго. Посидите, подумайте. Как-нибудь я снова вытащу вас, и, может, вы заговорите. А пока, - думайте!
Похититель открыл дверь, но перед самым выходом замер и полуобернулся.
- Знаете, есть такой анекдот, про сумасшедших. А, впрочем, ладно.
И он захлопнул дверь. Подышал морозным воздухом, посмотрел по сторонам. В эту ночь, и завтра, и еще, наверное, много дней по Скавену будут рыскать патрули, будут судить невинных, грабить, убивать. Рано подводить итоги. Старая жизнь, полная страха и жестокости, не хочет отпускать этот город. Но когда-нибудь отпустит. И когда-нибудь, не завтра, но когда-нибудь обязательно, все плохое отступит, и тогда настанет праздник Новой Жизни.
[/hide]
Работа 2
(Без названия)[hide]
Мяу. Мяу. Мяу… Кошка находилась за окном, но ее мяуканье было очень хорошо слышно в доме. Тонкое стекло легко пропускало этот звук и делало его еще более противным для спящего каджита.
- Опять эта Кошка. Один раз С’Драсса налил ей молоко, теперь Кошка постоянно приходит, - С’Драсса встал с кровати и пошел на кухню. Он открыл шкаф и взял с нижней полки бутыль с молоком. В бутылке было четверть молока.
- Ах, сливки. С’Драсса сам бы выпил. Ну ладно придется идти к Салмо за молоком, - этими каджит подошел к окну. От отворил створку, кошка от нетерпенья замяукала еще жалобнее. С’Драсса поставил блюдце на подоконник и налил в него молока. Кошка принялась лакать молоко, а довольный каджит выпил остатки.
Идя на кухню, каджит бросил взгляд на календарь, висящий сразу у входной двери.
- Боги, да сегодня же 30 число! Последний день месяца, да еще и праздник. А у С’Драссы ничего не готово, да еще и служба в часовне, арх-х.
С’Драсса почитал Девятерых, но не любил бывать в часовне, где ему вечно напоминали про его не совсем светлое прошлое. Из-за этого он частенько пропускал проповеди, особенно когда они касались нарушений заповедей Девятерых, так как его постоянно приводили в пример. После каждой такой службы С’Драсса ругался со священником, доказывая, что он не самый лучший пример.
Каджит взял деньги и вышел из дому. Пусть его дом и был построен из камня, как и другие скинградские дома, но он жил в южном районе, где жили прочие горожане, которые не были так богаты как, например, Нерастарел. Он направился вверх по улице к пекарне Салмо.
Его дом находился несколько отдаленно от остальных. Раньше на месте дома был колодец, но он опустел, и надобность в нем исчезла. В результате колодец зарыли и построили на его месте дом, который С’Драсса купил за деньги что заработал, работая в каджитском торговом караване. Теперь же он осел здесь, в Скинграде и был доволен спокойной жизни.
Было раннее утро, но вся улица уже успела наполниться запахом свежего хлеба и пирогов, которые только что достали из печи. С’Драсса всегда любил свежую выпечку, за что товарищи торговцы в караване считали его странным и дали ему прозвище «Мучной». С’Драсса не обижался на это и даже наоборот пытался доказать им, что хлеб, который только что достали из печи, обладает потрясающим вкусом.
С’Драсса не стал стучаться, не смотря на то, что все магазины были еще закрыты. Он вошел в пекарню и не мог не насладиться запахом.
- Какой запах! С’Драсса любит это запах! – торжественно воскликнул С’Драсса.
- А, С’Драсса, проходи. Тебе как обычно или в предверии Фестиваля купишь что-нибудь? – спросил Салмо, для которого его выпечка была любовью всей его жизни.
- Ну, ладно, дай СДрассе две бутылки молока, вон тот шоколадный пирог и.. и парочку этих чудных рулетов.
- Превосходный выбор. Одно удовольствие обслуживать такого клиента. Ты пойдешь на службу сегодня вечером.
- Нет. Священник злой на С’Драссу после того, что произошло на прошлой неделе.
- Так извинись перед ним. Нехорошо вступать в Новую Жизнь со старым сором.
- Новая Жизнь. Но С’Драссе даже не с кем праздновать. У С’Драссы есть только Кошка, которая приходит по утрам, и больше никого нет. Раньше у С’Драссы были друзья Каджиты, но теперь у С’Драссы нет никого.
- Вот тем более тебе надо извиниться перед священником.
- Ладно, С’Драсса попросит прощения у священника, а пока С’Драсса пойдет делать покупки.
У С’Драссы не было близких или родни в городе. Он общался с Салмо и иногда заходил к Мог гра-Могак. Иногда общался с А-малзом, который больше шутил над ним, чем общался. И постоянно ссорился со Священником. И С’Драссу это устраивало.
Однако резко наступивший Фестиваль Старой и Новой Жизни окрасил всю жизнь С’Драссы в серый цвет. У него нет семьи, настоящих друзей, только Кошка, которая приходит к нему по утрам. С’Драсса единственный каджит в Скинграде и поэтому ему приходилось несколько трудновато.
Весь день он бродил по городу, совершал покупки. Размышления приводили его в тупик. Он не знал, что ему делать сегодня и завтра, когда все будет закрыто, и все будут сидеть по домам со своими семьями или друзьями, будут вспоминать ушедший год, строить планы на будущее. Старики пойдут на кладбище почтить своих умерших родителей или детей, которых они пережили. Кто-то будет молиться целый день в часовне вознося хвалу Девятерым.
Мужья с женами и детьми ходили по магазинам, покупали подарки, еду и прочую мелочь. Все куда-то спешили, люди проходили и не замечали друг друга, так они были поглощены своими делами. Парочке карманников, без труда удалось срезать несколько кошельков у их задумчивых владельцев. Кто-то из потерпевших уже сообщил страже, и те прочесывали улицы в поисках воришек. Не смотря на репутацию каджитов во всем Тамриэле, здесь в Скинграде его никто не считал вором. И стражники только спрашивали у него не заметил ли он какую-нибудь личность со странным поведением. А С’Драсса в ответ только отрицательно мотал головой.
Иногда ради забавы, проходя мимо детей, С’Драса проводил хвостом по их шеям, те с визгом вздрагивали и отскакивали от него. Но увидев каджита, радостно бежали к нем и просили повторить еще раз. Теперь они смеялись, а не кричали. Сегодня С’Драссе это действие доставляло некоторое удовольствие.
Так прошел день и наступил вечер. Множество прихожан и другого люда, не все их которых были верующими, шли в церковь. Для многих это действие было простой традицией, как и подарки, детям на Фестиваль. С’Драсса пересилил себя и пошел в часовню Джулианоса.
Тутиус Сектиус рассказывал пришедшим о планируемом шествии на Фестиваль Новой Жизни. Желающих принять участие записывала его помошница. С’Драсса стал взглядом искать священника. Найти его не составила труда. Он стоял позади алтаря и листал какую-то книгу. Борясь с собой С’Драсса все направился к священнику.
- Святой Отец, - обратился С’Драсса к священнику.
- Да, С’Драсса. Пришел снова ругаться со мной.
- Нет. Салмо все объяснил С’Драссе, и С’Драсса больше не хочет ругаться, С’Драсса хочет извиниться.
- Хвала Джулианосу, нашему покровителю и наставнику. Он услышал мои молитвы и указал тебе путь. Как бы зол я не был на тебя, я прощаю тебя и забуду все твои обиды. Ты правильно сделал, что пришел просить прошения именно в этот день. В Новую жизнь нужно вступать с чистым сердцем.
- Плохо, когда оно еще и пустое.
- С’Драсса, я понимаю, что ты одинок, но такова судьба. Ты выбрал путь лучше, чем тот, которым жил раньше. И Боги воздадут тебе, но надо подождать.
- Хорошо, Святой Отец. Когда начнется служба?
- Скоро. Подожди немного.
Тутиус Сектиус закончил свое дело и присоединился к прихожанам. Священник стал читать проповедь собравшимся о любви, милосердии и прощении. Он рассказывал о деяниях великих героев, когда их рука, державшая клинок, останавливалась и они сохраняли жизнь тем, кто запутался в себе и своей жизни. О важности помощи нищим и осиротевшим страдальцам.
Проповедь продлилась до позднего вечера. По ее окончании, все стали расходиться по домам или шли к своим друзьям. С’Драсса же шел к себе. Один. У него на душе стало легче, но ему было грустно. Грустно, потому что он один. С’Драсса уже подошел к дому, как услышал уже знакомое ему «мяу». Он обернулся и увидел позади себя ту самую кошку.
- Кошка. Ты не оставила С’Драссу в этот вечер, за это С’Драсса возьмет тебя к себе, - каджит поднял кошку и прижал к груди. Кошка начала мурлыкать.
С’Драсса вошел в дом. Он подошел к камину и положил кошку на кресло. Ему пришлось снова выйти на улицу, чтобы взять дрова для камина. На улице начался дождь. Нигде и никого не было видно, только одинокий стражник прятался под навесом от неожиданного и сильного дождя. С’Драсса усмехнулся и набрал большую охапку дров. Зайдя в дом часть из них он положил под календарем. «Чтобы завтра было чем разжечь камин» - подумал каджит. Остальные дрова он положил в камин. Запихал в щели между дровами смоченные в масле тряпки и поджог их. Дрова оказались сухими, и камин разгорелся в момент.
С’Драсса достал бутылку вина, которое он позволял себе только по особенным случаям или большим праздникам. Он принес вино и немного еды к камину и поставил их на столик у кресла. С’Драсса посмотрел на кресло и увидел Кошку, которая жалобно промяукала.
- Сейчас принесу тебе мяса и молока.
С’Драсса снова пошел на кухню и взял там все что нужно. Он поставил блюдце и налил в него молока, а рядом положил кусочек мяса. Вдруг кто-то постучал в дверь.
С’Драсса подошел и открыл дверь. Перед ним стояла эльфийка в плаще и странной, но красивой броне, а из-под плаща, которой, торчали лук и колчан со стрелами. Одна ее рука держала капюшон, а другая сжимала рукоять меча. На ее рука, как и на эфесе, виднелись капельки засохшей крови.
- Вы впустите меня. Ни в одной гостинице нет места, и все пугаются моего вида и не хотят меня принимать. Пожалуйста, впустите! – последние слова она сказала с жалостливой интонацией, которая задела С’Драссу.
- Конечно, входите, - с этими словами каджит впустил красивую эльфийку в свой дом.
Она вошла в дом. С’Драсса взял ее плащ и отвел ее к умывальнику, чтобы она отмыла кровь со своих рук. С’Драсса повесил ее плащ на вешалку, так чтобы он просох. Ее снаряжение он сложил там же. Они сели у камина. Сидели молча. С’Драсса предложил ей еду и вино.
За бутылкой вина эльфийка и каджит стали разговаривать. С’Драсса рассказал эльфийке все, что у него было на душе, а эльфийка рассказывала ему все свои приключения. Они говорили друг другу все без какой-либо утайки, потому что оба знали, что на утро они не увидят друг друга.
Наступило утро 1 числа Месяца Утренней Звезды. С’Драсса проснулся в кресле, а у него на коленках спала Кошка. Бутылка вина была пуста, а еда съедена. С’Драсса вспомнил про эльфийку, но ее не было в кресле.
- С’Драсса перебрал вина. С’Драссе все приснилось.
Каджит переложил Кошку на свободное кресло. Та потянулась и улеглась спать дальше. В камин были подкинуты новые дрова. С’Драсса подошел к вешалке. На ней висел кинжал с поясным ремнем, а на листке календаря была записка «Спасибо за кров. Этот кинжал Вам. Знайте, Вы лучше, чем Вы есть.»
С’Драсса схватил кинжал, пристегнул на пояс и пошел на улицу. Он присоединился к шествию. Когда они проходили по одной из улиц, он заметил женщину похожую на ту самую эльфийку, но С’Драсса не стал за ней гнаться. Теперь он верил в себя. Она помогла ему войти в Новую жизнь с чистой совестью и большой неугасаемой надеждой.
[/hide]
Работа 3
Тень [hide]
В камине ярятся языки пламени, силясь вырваться наружу и поглотить этот скромный дом, а вместе с ним и целый город. Но участь огня рождать тепло из ненависти – тепло для тех, кого он ненавидит, кого с радостью пожрал бы, взлетая в небо алыми искрами. Иногда мне кажется, что я такой же пленник, но стены моей тюрьмы намного страшнее каменных преград. Пальцы касаются ненавистного серого капюшона, в котором я знаю каждую деталь, каждую синюю руну, выведенную на ткани. Но это знание не даёт ничего – ни утешения, ни спасения. Без этой маски я никто – просто тень, невидимка, незнакомец. Без неё я не существую.
Можно вечно бродить среди людей, которых когда-то знал и любил, оставаясь неузнанным, чужаком. Порой, смотря им в глаза, я надеюсь, что чудо произойдёт, и память вспыхнет искрой узнавания… Но этой надежде суждено вечно рассыпаться в прах. Иногда мне кажется, что эта мука будет длиться вечно и даже смерть не узнает того, чьё имя вычеркнуто из истории. Иногда – я боюсь, что и сам забуду своё имя и навеки останусь лишь тенью чужого прозвища – Серым Лисом. По горькой насмешке судьбы (или иронии Ноктюрнал?) меня считают бессмертным. Что ж… тот, кто не существует, в каком-то роде и правда бессмертен – не может умереть тот, кто никогда не рождался.
Языки пламени нетерпеливо трещат в камине, поедая скудную закуску из дров. Я подбрасываю им ещё, смотря как мечется запертый огонь. Вино должно скрасить ожидание, но алые капли оставляют на языке лишь горечь – горечь поражения. Сколько лет я потратил на борьбу со своим проклятием, со своей ненавистной тенью? Остался лишь последний шаг… В пустоту.
Сегодня тридцатый день Месяца Вечерней Звезды – Проводы Старой Жизни. Мне бы хотелось сжечь эту жизнь, как и ненавистный капюшон, но знаю, что это невозможно. На проклятую маску не действует ничего, а без неё я – никто. Только тень. Раз за разом я прихожу в замок, который когда-то был моим домом, чтобы увидеть женщину, которая когда-то была моей женой. Время и печаль оставляют на ней свои следы, и это болью отдаётся в сердце. Знать, что я виновник её страданий, невыносимо. Но есть ли я там – в её памяти? Она помнит, что много лет назад потеряла мужа, но не может вспомнить ни его имени, ни внешности. Как и все остальные. Жив ли ещё граф Анвила – Корвус Умбранокс? Я не знаю. Порой мне кажется, что он растворился давным-давно – исчез с лица земли, и я единственный, кто помнит о нём. Сколько времени пройдёт, прежде чем эта – последняя нить - порвётся?
Отрелос смотрит на меня с почтением и повторяет, что лучшая воровка гильдии, конечно, справится с моим поручением – каким бы оно ни было. Я киваю, но думаю, что надежды нет, как не было никогда. В полумраке комнаты почти слышен тихий смех – смех Ноктюрнал, которую, безусловно, забавляют мои мучения. Может быть, она права. Если бы много лет назад Дарелот не украл у неё этот капюшон – ничего бы не было. Но прошлое не изменить, как не переписать историю… Или это всё-таки возможно?
Ответ на этот вопрос может дать лишь данмерка, которая согласилась совершить невозможное – украсть Древний свиток. Может быть, её уже убили дворцовые стражники или существа, населяющие канализацию. Возможно, ей не удалось сыграть роль Селии Каморан. Я могу лишь ждать и смотреть, как за окном сгущаются тени, возвещая о наступлении ночи. Мне не нужно прятаться, чтобы остаться неузнанным. Меня нет, я не существую, и так будет всегда. Пройдёт несколько часов и рассвет возвестит о приходе первого дня Месяца Утренней Звезды – Праздника Новой Жизни. Но зачем он тому, у кого нет будущего?
Когда я беру в руки Древний свиток, я едва верю в то, что вижу. Ключ от моего проклятия, ключ к избавлению, который всё это время был так близко, но оставался недосягаем! Камень Савиллы может переписать историю и обмануть время. Капюшон, который столько лет был частью меня, наконец, исчезнет. Но сперва осталось ещё одно дело – первое, что будет совершено в дань новому рождению. Я отдаю кольцо моей непонимающей спасительнице и прошу отнести его графине Анвила – Миллоне Умбранокс… моей жене. Вспомнит ли она меня? Вспомню ли я сам человека, которым когда-то был? Или участь Корвуса Умбранокса – остаться в вечной тени Серого Лиса? Тьма за окном рассеивается, и это даёт надежду.
Уходя, я вижу как умирают языки пламени в камине, отдаваясь предсмертными вспышками на углях. И во мне умирает пленник проклятия Ноктюрнал, чтобы дать родиться тому, кто столько лет не существовал.
[/hide]
Удачи всем авторам, а читателям - хорошего чтения.
