Ахой. С опозданием выкладываю работы.
Заявка №1.Последний сандас месяца Урожая
- Мой Император.
Окато входит в рассветных сумерках, совершенно не утруждая себя вежливыми условностями вроде стука в дверь, потому что знает - Уриэль Септим Седьмой спит невероятно мало. Люди его возраста вообще не очень любят уходить за грани смертного плана таким образом (об этом, по крайней мере, читал Окато).
В этом есть смысл. Тем, кого уже очень скоро ждет Этериус, Совнгард или, можно предположить, Пустота, зов даэдра чужд на интуитивном уровне. Следовательно, они отвергают Обливион. Тем, кто выбрал себе поклонение Лорду Даэдра, преждевременное путешествие на границы его владения, которое называется сном, тоже нечасто доставляет подлинное удовольствие. Окато, конечно, не специалист, но культистам Мерунеса Дагона и Молаг Бала так точно. Служителям Ноктюрнал или Боэтии - вероятно. Поклоняющимся Сангвину... тоже, наверное - в прибежище вечного разврата не готовому уже ни к чему греховному старому служителю вряд ли комфортно.
От этой последней мысли Окато хочется сначала усмехнуться, а потом - скривиться от отвращения к себе. Невероятно, просто уму непостижимо! Канцлер, Имперский Боевой Маг и Советник Уриэля Септима, готовящийся, судя по всему, писать научный трактат о реакции на пребывание в Обливионе посредством сна пожилых люде...
- Кажется, бессонница не идет вам на пользу, Окато.
Уриэль Септим Седьмой, оказывается, все еще не повернулся лицом к своему незваному гостю - стоит у оконного проема и смотрит на... наверное, небо.
- Недосып, Ваше Величество.
Канцлер злится, делает на поправке ядовитый, неэтичный, акцент. Пожалуй, чуть более ядовитый, чем то дозволяет чей угодно этикет.
Но плевать. В конце концов он пришел за...
Ах да, Уриэль даже не спрашивает, зачем он пришел. Повернут к своему ближайшему советнику соболем пурпурной мантии.
И это очень необычно для того Императора, которого Окато знал с самого начала своей службы. Мнительного до паранойи, осторожного до потери смысла этой осторожности. Говорят, что так на него повлияли кошмары Мертвых Земель, но ему ли, Имперскому Боевому Магу и преемнику предателя-симулякра, об этом рассказывать.
- Вы даже не спросили у меня кодовое слово, милорд.
- Зачем, Окато? Я знаю, что это вы.
Это необычно для Уриэля. И то, что он все еще смотрит в окно, не поворачивается, к собеседнику, очаровывая - тоже необычно.
- Почему вы не зовете Клинков для того, чтобы они охраняли нас во время беседы? - снова пробует Окато.
- В этом действительно нет необходимости, Канцлер. Как раз наоборот - они, вероятно, будут обузой.
Голос Императора все еще тверд и спокоен, спина расслаблена и пряма. Лицо все так же не поворачивается к собеседнику.
Внезапно Окато чувствует жгучий страх.
Все эти годы Уриэль Септим боялся одного, невероятно могущественного, врага. Врага, который уничтожил Рию Сильмейн, обезвредил генерала Воргафта - и всегда стоял за его, Окато, спиной.
И альтмер, слыша бешеный стук собственного сердца, замирает от волнения, молится, чтобы все, что он себе надумал, оказалось неправдой, одними губами читает заклинание распознавания иллюзии...
- В этом действительно нет необходимости, Окато, поймите вы уже, - с тяжелым вздохом просит Уриэль Септим, все-таки поворачиваясь к своему советнику.
Слава Девяти, настоящий Император. Не призрак из прошлого, как Окато уже успел себе надумать.
Кажется, заседания Совета действительно отняли у него слишком много сна, потому что в себя он приходит, когда раздраженный голос Императора вырывает его из полусна.
Кажется, Уриэль спрашивает, что Канцлер здесь делает.
- Окато, вы слышите? Если слышите, ответьте, в конце концов, столь ли необходимо тревожить старого человека в столько ранний час, особенно если вы сами едва на ногах стоите?
Канцлер борется с зевком - и злость, вроде бы поутихшая после глупого, ирреального предположения о возвращении мертвеца и минутной дремы, разгорается с новой силой, заставляя Окато выпрямиться и сурово посмотреть на Императора сверху вниз.
- Вчера, в Лордас, Двадцать Пятый день месяца Урожая, Ваше Величество отсутствовало на заседании Совета, который без получения указаний от Вашего Величества едва пришел к компромиссному решению. Ваше Величество...
Император незаинтересованно кивает, и слова «не посетило еще ни одного собрания за весь месяц Урожая» застревают у Канцлера в глотке. И душат его, когда император пожимает плечами и небрежно вопрошает:
- Это все, Окато? Если да, то я подумаю об этом завтра. Сейчас же оставьте меня, пожалуйста, в покое. Рассвет - не самое подходящее время для государственных дел.
А затем - улыбается как-то устало и уже гораздо менее официально просит:
- И выспитесь, ради Девяти. Вам еще долго служить во благо Империи.
Окато отвешивает церемониальный поклон — но не может удержаться от того, чтобы на грани слышимости человеческого уха отметить:
- Если Ваше Величество продолжит так править, до зимы разгорится война.
И чинно уходит.
Уриэль тяжело вздыхает, слушая скрип закрывшейся двери.
- Как бы я ни правил, война с Мерунесом во всех провинциях моей Империи разгорится гораздо раньше зимы, - отвечает он, хотя точно знает, что этих слов не уловит даже эльфийский слух.
Что он должен был сказать? Что уже многие десятилетия его мучают кошмары о дне, который вот-вот наступят? Дне, когда погибнут от рук послушников Мерунеса Дагона все Септимы, о которых он может знать? Что вот уже на протяжении месяца он, Император, следит за звездами, тщетно пытаясь понять, когда боги наконец-то приведут его в последний день его жизни?..
Уриэль Септим Седьмой вновь поворачивается к окну и завороженно смотрит не на розовый - багряно-алый, цвета старого вина или пролившейся крови, рассвет. Возможно, последний.
Все его сыновья, так долго готовившиеся править Империей, скоро умрут. Есть еще один, тот, о котором известно только самым верным - но и он вряд ли многое успеет сделать в качестве коронованного Императора.
Да если и успеет - советники, честные, верные советники, радеющие за благо Империи, понадобятся ему, как воздух.
Такие, например, как Окато. Именно Окато.
Потому, даже если судьбою ему суждено прожить еще неделю или даже две, он не посетит ни одного собрания Совета. Вскоре альтмеру будет жизненно необходимо справляться с этой алчущей власти сворой собственными силами.
Хотя Уриэль отчего-то сомневается, что ему осталось очень много времени. Возможно, оттого, что на столе лежит подписанный императорской рукою (как только Окато не заметил?) приказ о переводе заключенного из его снов в камеру Вечного Чемпиона.
Возможно, честнее было бы сказать Канцлеру правду в лицо...
Но он подумает об этом завтра. Хорошо если где-нибудь в Этериусе.