Выписки из Древних Свитков.

[ruby the undead]

Разродился претенциозным названием, призванным завлекать людей, падких на яркие (или забавно-глупые) обертки.
Для чего тема? За прошедший год я-таки поднакопил текстов, и - вот неожиданность - часть из них по ТЕС. Пока что соберу здесь конкурсные работы, плюс кое-какие из рабочей папки, а там... ну, пальцы для работы с клавиатурой у меня есть. И немного мозгов.
По мере выкладывания буду делать предисловия, ибо, ну, люблю предисловия.
В теме разделом выше буду выкладывать (по мере желания/возможности) работы вне любимого сеттинга. Так что и ее - злобный смешок - не забуду.

Начнем с конкурсного "Спасения" несколькомесячной давности. В основном для галочки, но если вам этот рассказ не попадался, читайте! И, надеюсь, вам понравится.
Предисловие короткое. Мое отношение к написанному, пожалуй, можно проиллюстрировать фразой из скайрима:
"Solitude... Lonely Cicero could tell you a thing or two about... solitude".

И на этом все. Пусть эта полубредовая исповедь говорит сама за себя.

Спасение.

Пелагиусу из Солитьюда.

[hide]  Каждый взмах, каждый хлопок воздуха под крыльями – чудо.
  Вы когда-нибудь любили?
  Я – да. Хватило вспышки; отблеска чешуи в облачном небе над Солитьюдом. Взмаха рваных крыльев.
  И я уже не мог спать как раньше. Дух трепетал, рвался в небо и звал, одинокий, но не сломленный. Призывал свою судьбу, надеялся услышать крик в ночи, голос, рев! Дни стали пустыми. Среди всех людей: бесконечно мелких, плосколицых, ящероподобных – только подобных! – я уже не мог найти величия, присвоенного нашим родом. Украденного. Величие там – в небе. Там – бесконечная свобода; там – страсть, развернутая от крыла до крыла; там – вся красота бренной плоти, обреченной – как и все – на смерть.
  О, бренность!
  Так трудно поверить, будто и дракона можно умертвить, но верить, знать, приходилось.
  Подобно червям, слухи и сплетни расползались по грязной скайримской земле, рвались в воздух, к ушам людским, подобно жабам. Скоро все уже говорили о смерти чудовищ, хвастались за кружкой пива, взмыленные хмелем. Строили солдат, давали наставления. Недолго унывали: неделю, две, три: когда черви окончательно зарылись в местную почву, каждый мещанин ходил бодрый.
  Только я – синий, дрожащий, с мерзким вкусом во рту.
  Ха! Все вокруг браважничали, напускали воинственность, а я – выбирался на крышу по ночам и беззвучно молился. Крыша была неудобной, вогнутой и слишком покатой: приходилось держаться за шпиль и следить, чтобы черепица не выскользнула из-под стопы.
  Но так – невидимый никому (только Ему) в ночи, я чувствовал себя выше других.
  Плосколицые надеялись на скорую победу.
  Надеялись! Ха! Слишком тяжелые, слишком ленивые, грязные, - никчемные! Их разум был заперт среди костей их же черепов. Несчастные! Неспособные понять и принять жизнь в горах, под небом, свободную от мерзких запахов и грязных, узких улиц. Свободную от низменных пороков, от политики и денег, от вечного одиночества, запертого в комнатушке в городе, полном беспросветных невежд.
  Возможно, моя любовь подарок предков. Их кровь греет мое тело, их кровь служила драконам когда-то: я наткнулся на этот факт в городских архивах, когда пытался отвлечь себя хоть чем-то. Возможно, моя воля – предмет договора, заключенного в глубокой древности и я больше не хозяин своему сну и мыслям.
  И что же? Так тому и быть: я не имел выбора. Каждый из своих тридцати лет я прожил ради этого чувства. Каждый пустой год в тот день – в день, когда блеснуло небо – наполнился смыслом. Я не познал сиюминутного счастья, даже наоборот. Окрепло страдание, и, однако, я понял, что сделает меня счастливым.
  Вожделенный крик разорвал тишину среди бела дня. Ту' ум – так все вокруг это называют – смял рыночные палатки. Воцарилась паника. Плосколицые, пепельнокожие, ящероподобные – все бросились бежать. Как стадо, послушные, в одну сторону, под крыши, к иллюзорному спасению.
  Где же их бравада? Растоптали, вместе с овощами, звонким золотом, тряпками и соскользнувшей обувью. Забыли, как и все, что не имело значения перед лицом смерти.
  Неосторожным взмахом крыла дракон сбивал куски черепицы на их головы. Он кричал – звал, звал меня, должно быть – на своем неведомом языке, он изрыгал пламя.
  Я ликовал. Пробирался навстречу толпе, по краю, почти прижатый к стенам. Нет, не сегодня: никому сегодня не сбить меня с ног! Я двигался медленно, неосторожно, завороженный кружащимся вокруг моей любви ветром, завороженный блеском серой – серебристой – чешуи. Я пропускал толчки и тычки и отчаянные крики на ухо, иногда чудом не падал. Кто-то, может быть, я не помню точно, схватил меня за руку и тянул за собой, пугая видениями смерти в когтях и пасти, жара тысячи атронахов… Но я вырвался.
  Пускай меня сцапают, схватят, разорвут, проглотят сердце, и спалят – случайно или намеренно – в слепящем огне.
  Это ли не высшая радость?
  РАЗВЕ ЭТО НЕ РАДОСТЬ?
  Несогласные просто не знали истинной любви. В тот день, в тот короткий миг, я жил этим чувством.
  Дома я оказался через час, но дракон все еще кружил. Все еще кричал, взывая ко мне; иногда садился на крыши, пробивая черепицу, сдавливая когтями деревянные остовы крыш. Ослепленные его блеском, несобранные, слабые юнцы промахивались по нему, и лишь некоторые стрелы, неуверенные, пущенные трусом, отскакивали от серебристой чешуи.
  Мой шпиль был целехонек. Черепицу никто не сбрасывал вниз. Оранжевая, как мед, она была едва нагрета – солнцем.
  Перехватывая руками свою опору, я – впервые – выпрямился в рост. Впервые мои волосы взлохматило – порывом; впервые задрожали колени. Ветер мигом высушил остатки пота: усталости и страха.
  Я закричал.
  Не зная прекрасного, драконьего, я кричал на родном языке. Кричал: "я здесь", показывая лицо плывущему в небе существу.
  Безрезультатно.
  На минуту, в каком-то десятке домов от моей крыши, дракон сел, изверг пламя и, не заметив меня, взмахнул – о, какой это звук! – гигантскими крыльями, и направился к городским воротам. По пути выделывал замысловатые полукруги.
  Беспамятный, одурманенный видом и воздухом, я отпустил шпиль. Ноги пустились вниз, набирая скорость по хрупкой черепице. Покатая горка, словно в детстве: шаг, два, толчок: с огромным усилием забираюсь на соседнюю крышу. Перевожу дыхание, разгоняюсь под хруст черепицы.
  Высота не страшна: либо меня пожрет пламя, либо вообще ничего. Я не умру, оступившись.
  Еще одна крыша, плоская; еще одна.
  Вдали, у городских врат, крик, словно драконий, но нет: моя любовь говорит по-другому. Говорит свободно, вольно, с гораздо большей высоты. Откликаясь на зов, моя любовь поворачивает. Спускается ниже. К воротам, за них, к земле, не заставленной бездушным камнем, к земле, способной уместить гиганта.
  Я прибываю слишком поздно. Окруженный крысами с их жалкими игрушечными топорами, дракон бьет раз за разом, хватает кого-то, взмывает к небу, делает второй заход. Его хвост над моей крышей, - так близко: протянуть руку.
  Очарованный, не решаюсь, упускаю момент.
  Гигант кричит, вдалбливая слова в землю, в противников, но – ответом другой, более человечный крик. Неведомые могучие слова.
  Моя любовь, мой Бог, разбивая толпу на две части, падает, и оставляет за собой борозду.
  Грязь от нее на мне, на щеках, на моем сердце.
  Крысы окружают исполина, впиваясь топорами-когтями. Но поздно: дракона уже нет: он исчезает, растворяется во вспышке света. Остаются пепел, кости, и засохшие, отпавшие куски чешуи.
  Но все равно: чешуя блестит серебром на зеленой траве. Блестит как когда-то, в далекий и одинокий вечер, в небе. За какой-то миг это немногое растаскивают варвары, и не остается уже ничего. Только я, пустой, заляпанный грязью.
  И я снова пропускаю дни, полные бессмысленных действий, полные ненавистных мне существ. Тоска заполняет меня, выступает на глазах; даже от самого крепкого сна не дождаться покоя.
  Остается одно.
  Я забираюсь, уже на городскую стену. Смотрю в небо. Позади роскошный Мрачный замок: его окна пусты, и никто не шумит в комнатах, все спят. Рассвет только подкрадывается, а людям, гордым собой и спокойным, совесть позволяет спать дольше. Впереди, вниз – поросшие зеленым скалы. Зеленый – почти серый, и с ним, пенистое, серо-синее море.
  Всего один шаг.
  Один.
  Солнечный свет пробивает облака, лижет гребешки волн. Какой-то миг: одна из них вспыхивает серебром – вдали, - и чешуйчатый хвост, мелькнув, исчезает в пучине. А потом все море превращается в огромную, чешуйчатую кожу. Серебристо-синюю.
  Когда моряки напиваются и добреют, они частенько спрашивают: "для чего ты плаваешь?".
  Я отвечаю честно.
  "Ищу дракона", - говорю я. Они прыскают и громко смеются. Капли рома иногда попадают на мое лицо.
  "Вот умора! Их же полно на суше!", - говорят они.
  Тогда я улыбаюсь и качаю головой.
  Да, на суше их полно, сотни.
  Выбирай нужного.
  Только в том и дело, что мне нужен лишь один.
  Тот, что в море.
  Тот, что – где-то глубоко – во мне. [/hide]

[Horinf]

Будет чем завтра заняться днем.

[ruby the undead]

И... время разбрасывать буквы камни.

Продолжим наше сомнительное предприятие рассказом "Плоды трудов моих", написанным так же несколько месяцев назад на конкурс... рассказов по скриншотам.
После полубредового "Спасения" захотелось чего-нибудь более приземленного, прагматичного, эдак на грани цинизма, да еще и про бандитов. А раз на скриншоте такие были - то почему нет?! Вышло, по-моему, неплохо, пусть и с огрехами, и скомканно (из-за ограничений по объему), но, все-таки с ясной идеей и неплохой "начинкой".
PS. Убрал последнюю сцену: из эстетических соображений.

Плоды трудов моих

[hide]  Как дань уважения, Йенми запихивают в каверну первым.
  Руки связаны, лицо разбито. Некогда гроза белого берега, за два дня пути разбойник растерял свою… грозность.
  Как же больно падать с самой вершины. Вершины славы, разумеется: на Высокий Хротгар, на любой пик, надо еще забраться, а излюбленные предательства и показные порки, даже убийства, тут не помогают.
  Но к Дагону сожаления, Йенми всем доволен. К тому же, вот и первые встречающие. Разбойник широко улыбается, отчего кровавые, ссохшиеся полоски губ трескаются, оживают: новые капли зреют и тянутся уползти к грязной бороде.
  Женщина-бретон отвлекается на секунду от ковки, бросает мимолетный взгляд на пленника. Усмехается. Бьет с размаху по заготовке, заставляя кучки маленьких искр рассыпаться вправо и влево.
  Лили. Хороший пример обиженной женщины. "Красотка. Но локти ее…", Йенми до сих пор вспоминает эти ее локти, острые, как бычьи рога. Доставалось по ночам, когда она, спящая, вертелась. И ведь не хотела спать раздельно! Что-то там про "только мой" и "пусть другие знают". Бабский треп. Йенми даже обрадовался, когда она ушла.
  "Если обижаешься на "мне с тобой надоело", так это у тебя в голове проблемы, а не у меня".
  В своих суждениях Йенми был молниеносен – и предельно краток.
  Когда следом за девкой и этим, как его, то ли Гарольдом, то ли Хевором, началось повальное бегство из его стана, даже когда за полгода смылось больше половины банды – разбойник не волновался и не обращал на это внимание оставшихся. К чему? Им же добычи больше оставалось.
  Редкой, обедневшей и почти бесполезной добычи, истощенной войной, драконами и всякими другими бедствиями. Обычно бандит рубил жертв до того, как те начинали ныть.
  Лили бьет заготовку еще раз, Йенми толкают в спину.
  "Живее!"
  Перед очередным тоннелем бандит успевает заметить еще одну девицу: та уселась на уступе и наблюдает за работой в кузнице. Хельга. Должно быть, мечтательно упирает щеку в плечо лука. После первого раза Йенми честно ей признался, что та не в его вкусе. Ответ Хельги слышала вся банда. Следом за ней ушел и Толлер. И вот это уже стало проблемой. Полгода спустя Йенми остался в окружении самых преданных, сильных – и отнюдь не самых умных людей.
  Упокой Аркей их души.
  В следующей каверне – о забвение, как им не страшно с такими подпорками? – сидят, играя в кости, трое. Йенми узнает лишь Гарольда-Хевора. Самый первый "переселенец", ушел из-за отобранного меча, трофея. Боссу давно хотелось такой. Иногда просто бешеным становишься в погоне за желаемым.
  Но бандит не жалеет. Гарольд – или Хевор – усмехается, как и красотка Лили. Все эти знакомые лица явственно предупреждают о том, какой прием уготован бывшему главарю шайки. Ох, и воздастся тебе за грехи твои, Йенми!
  Но ведь он же не обижал их. Почти. Так, дружеские насмешки, обычные, житейские дела – в больших городах такое повсюду! Ну, да, этот случай с нордом на Г или Х. Плюс те, кто никогда и не "дружил" с ним. Но в сильной банде такие чистки – необходимое зло. Только так и держатся у власти.
  В любом случае, настоящие обиды вспоминать уже некому. А эти?
  Йенми, в конце концов, считай, подарил им новый дом. И лучшие условия труда.
  Разве остальное важно?
  Обиды обидами, да как только разбойник выдаст свой тайник с золотом, Сйоринг тут же снесет ему башню.
  Сйоринг – местный воротила. Сильный и страшный, как сам Йенми, только с гораздо, гораздо худшим чувством юмора. Кулаки, да записи в черную книжицу – это ни разу не смешно. Хотя, полгода назад Йенми позволял себе усмехнуться в адрес этой книжицы, если кто-то вообще вспоминал о банде-конкуренте из владения Вайтран.
  Впрочем, почему бы не посмеяться и сейчас?!
  - Эй, Сйоринг! А ты запишешь в дневник, в какой угол закатилась моя голова и кого стошнило?
  Ответом: толчок и подсечка. Процессия уже в следующем отделе "убежища". Бедный Толлер, отвлекшись от варки, тянется на помощь, а потом вспоминает, кто перед ним.
  Йенми, на чьих зубах скрипит невкусная грязь, поднимается сам. Усмехается. Недобрым взглядом смотрит в глаза бывшего повара.
  Славный малый. И умный, и готовил вкусно, и делил на всех поровну, только эта его… романтика. Девки всегда им вертели. Ну, вот и довертели.
  Готовь теперь своему Сйорингу.
  Кушайте не обляпайтесь.
  Йенми улыбается еще шире: в глазах Толлера – стыд. Первый бандит, опустивший взгляд при виде бывшего заправилы.
  Да, с поваром Йенми не ссорился. Может история с Хельгой действительно оказалась неприятной и болезненной для Толлера, но ведь ни один, ни другой разбойники тут ни при чем. Жизнь, можно сказать, учит обоих не отказываться от халявы.
  Йенми и не отказывался.
  Стыд! Вина! Ха! Бедный Толлер – очевидно, Хельга подговорила его рассказать о кладе босса. Толлер стукач! А ведь был самый честный и "свой" в банде. Ничего, видно, еще не так его покрутят.

  Едва помощник успел раскалить кусок стали, Йенми вовсю заорал, что сдается. Щеку ему все-таки прижгли. Когда смог заговорить, выдал местоположение клада.
  Сйоринг тут же отправил двоих самых надежных, из тех, что не смоются, соблазнившись золотом. Два дня туда, два дня обратно. То, что надо.
  - Ты же не знаешь, вдруг я соврал, - сказал Йенми, когда его заперли в пустой собачьей клетке. - Четыре дня, и сможешь со спокойной совестью меня зарубить. Если, все-таки, клад найдут.
  Сйоринг рассмеялся.
  - Ты подлый бандит, Йенми Драконий Зад. Только в этот раз место сходится с тем, что мне… нашептали, - Сйоринг усмехнулся. – Плохо иметь конкурентов! Да и меч уже наточили. Лили, она, знаешь, милая…
  - Плохое у тебя чувство юмора, Сйоринг.
  - Ага. Знаешь, пожалуй, дождусь рассвета, соберу всю твою бывшую банду, подберу пенек получше. Послать к тебе кого-нибудь, на задушевный разговор? Э, нет. Посиди, помолись богам, если ты вообще в них веришь.

  Проснулся он, окутанный мраком. Дышать стало тяжело, веревка теснее прижала мешковину к шее.
  - Не рыпайся, - проговорил кто-то. – Или потеряешь сознание.
  Потом, ему, ослабшему, связали руки. Несли, не очень долго, несколько раз потерли спиной о своды, и, наконец, бросили на землю. Земля была горячей.
  От света, когда содрали мешок, Йенми чуть не ослеп. В двух шагах горел огонь и палил, обжигал лицо и раны.
  "Только бы не бороду. Ей итак досталось".
  - Что за…
  - Молчать! – приказал Гарольд-Хевор. И тут, осмотревшись, бандит увидел Сйоринга. Его лицо мелькало позади языков пламени. Понурый, воротила так же стоял на коленях со связанными позади руками.
  - Мы собрались здесь для суда. Волей банды, слитой из двух, голосом каждого, мы сейчас выберем себе одного вождя. Или приговорим обоих к смерти.
  Йенми расхохотался. Сйоринг заговорил гадости, приказывал отпустить или он, его люди, всех перебьют.
  - Недовольные, - заметил Г-Х, - мертвы. Спасибо Толлеру. Те же, кто настроен менее серьезно. Подозрительные, но важные, - Гарольд-Хевор оглядел толпу разбойников, собравшихся вокруг костра, - получат противоядие, когда проголосуют.
  Сйоринг попробовал встать, едва не упал в костер, и снова стал плевать ядом в заговорщиков.
  Грязные предатели.
  Хельга стукнула его плечом лука, чем и заткнула, дав дорогу оратору.
  - Итак, - сказал Г-Х. – Здесь у нас Йенми, бывший вожак одной из сторон. Шутник, каких мало, - съязвил судья. – На его совести многочисленные оскорбления, порки, убийства соратников по оружию. Особая вина его перед Толлером.
  Все посмотрели на упомянутого, тот – на Хельгу. Хельга молчала.
  - Напротив него – глупый тиран, одержимый жаждой золота, жестокий человек. Но: по крайней мере, если он кого-то уважал, то не пытался как-то их унизить.
  - Упокой Аркей души этих несчастных.
  - Ваши голоса, братья по оружию: этот, Сйоринг: жить ему или умереть? А этот, Йенми?
  Повисло молчание. Голосовали, указывая вверх или вниз большим пальцем.
  Подсчитав голоса, Хевор – или Гарольд – снова заговорил.
  - Кто-нибудь хочет занять место вождя?

  Лили снова толкала его в бок. Утром будут синяки. Но чем-то это, пожалуй, даже приятно.
  - …И ты не должен ни на ком срываться. Мы долго пытались вызвать у них симпатию россказнями о тебе. "Вот, он славный, только вот эта выходка…". Будешь буянить – мигом урезонят.
  Ох, бабы.
  - Если бы не ваш дурацкий маскарад, этого бы не было! Надо было действовать по плану!
  - Нет, всех травить незачем, они… полезны. Да и к тому же – так лучше, для тебя же самого. Слишком вольный. Эта сучка Хельга – у вас действительно что-то было?
  - Что? Вранье это все, для нее это просто самый убедительный предлог.
  - …Я же только твой и все такое.
  - И, как хочешь, но этого Гарольда или Хевора, или как его там? Уж его-то я за представление…
  - Йенми. Его зовут Йенми. И это не его идея.
  - Что?! А, кажется, понял. Ух… бестия.
  Когда Лили уснула, старый новый босс мысленно поздравил себя с переездом. В Скайриме, может, и война, и пресловутые драконы, - да хоть вампиры с оборотнями! Жить здесь хорошо.
  …Если ты недалеко от торгового пути, твое убежище надежно скрыто от стражи, и окружают тебя верные спутники.
  Ну и люди. Жертвы. Жертвы нравились ему больше всего. Готовые на все, лишь бы сохранить последний кусок хлеба, или же другой тип, наиболее выгодный. Это люди, согласные отдать последнюю рубаху ради самого ценного. Ради собственной жизни.
[/hide]

[Скриб]

Если эстетические соображения настолько нетерпимы к отрывку из произведения, что заставляют его вырезать - зачем этот отрывок вообще писать? х) или, раз уж хочется что-то оформить словами сугубо для себя - зачем публиковать?

[ruby the undead]

Не понял первый вопрос, если честно. Вернее, понял, но как, по-вашему, еще можно понять, что отрывок не вписывается в эстетические соображения?
А второй вопрос - про мой постскриптум? Я подумал, что неплохо предупредить людей, уже знакомых с рассказом, о внесенных изменениях. Не самая лучшая идея, но что сделаешь?!
А если про рассказы, так они не сугубо для себя. Иначе и не публиковал бы, очевидно.

[Скриб]

Я к тому, что раз уж публиковать работы - то целиком (: по крайней мере, именно целиком их хотелось бы видеть.

[РЕДМЕНЪ]

Полные (или, скорее, первоначальные) версии рассказов можно прочитать в конкурсной теме тут.
Я, кстати, тоже не совсем понял логику исключения последнего абзаца в рассказе "Плоды трудов моих".

Для интересующихся творчеством gre-M'a напомню также об интервью с ним и робкой попытке разбора конкурсных произведений:
=>  Интервью с призёром Второго всеобщего писательского конкурса gre-M*ом

[ruby the undead]

Я перечитал "Плоды трудов моих" и решил, что последняя сцена ни к селу ни к городу. Так что этот последний вариант и стоит считать целым.

[ruby the undead]

"Глаза Руби". Новелла. Третье место во втором межсайтовом конкурсе по ТЕС. Написанна одним далеким бессонным утром, и, на мой взгляд, получилась достаточно интересной.

Глаза Руби

[hide]  "Мы с Руби не разлей вода! Так, Руби?"

  Нандэ хлопнул по плечу фигуру в закрытом шлеме, оба сидели рядом, на поваленном стволе, возле костра. Пять минут назад в этом, сокрытом между скалами местечке появился Флорус и нашел парочку на тех же местах. Тайник облюбован гильдией и, по большей части, только воры и знают о месте его расположения.

  Была глубокая ночь, до того Флорусу пришлось смываться от стражи из Силграда и потому он не стал озадачиваться личностями случайных компаньонов. К тому же те угощали шашлыком. Флорус сел рядом с фигурой в маске, а по другую сторону сидел Нандэ. Альтмер. Даже сидя он казался высоким, кожа его была золотой, волосы, открывая две глубокие проплешины, убраны назад. Улыбка не сходила с его лица, а само лицо с мелкими, но правильными чертами походило на девичье, но с морщинками и тенью гордости, надменности.

  "Конечно, Руби – не настоящее имя, - говорил он. - Я нашел его ребенком, на плантации отца, и взял в личные прислужники. С тех пор, считай, и не расстаемся!".

  Флорус кивнул и взял протянутый ему шашлык. Не то, чтобы он не рад чужой компании, нет. Просто воры – скользкий народец и толком не знаешь, чего ожидать от любого такого разговора. Тон беседы был взят веселый и пока что беглец слушал.

  "Руби – это за цвет глаз. Он данмер, а у них глаза все такие. Ну, знаешь, красные".

  Имперец опять кивнул. Данмеров в Морровинде хоть отбавляй и эта краснота глаз везде. Сам он добиться подобного эффекта не мог даже с помощью недельного запоя.

  "Этого парня хотели сделать рабом, но я попросил отца выдавать ему жалованье, считать слугой и заодно выделить комнату прямо в поместье. Руби не возражал. Его это, наверное, еще сильней ко мне привязало. Ходил за мной по пятам. И когда отец меня прогнал – Руби тоже ушел, без вопросов. Преданный. Думаю, он не прогадал. Да, Руби?".

  Данмер закивал. Лицо его, скрытое маской с окулярами, нельзя было разглядеть, тело пряталось под доспехом – нетч – и материал не открывал и сантиметра кожи. Только брюхо, казалось, чуть выпирало. Молчун убрал руки с груди – на колени - и уставился в песок и пляску теней на нем.

  "Отец сошел с ума, в конце концов, - продолжал альтмер. - Поместье вернулось ко мне, за пару месяцев путешествий мы успели нажить кой-какого добра, так что в итоге я даже приумножил состояние. И Руби помогал. Всегда помогал".

  Альтмер – в отличие от друга - казался одетым совсем "не к месту". Скорее как… как обыватель. Видно, плантация совсем недалеко. С другой стороны и Флорус выделялся своим рубищем.

  "По правде сказать, папочка умер как нельзя кстати. Я подумывал сам его прихлопнуть", - говорил Нандэ.

  "Да, - заметил Флорус, - эдак всегда вовремя получается. Оно только думаешь: скорей бы уж Молаг Бал по его душу! И оно тут как тут. Удачно. А вы-то сами – из гильдии?".

  Вопрос "между делом" прозвучал, казалось Флорусу, как гром.

  "Я – нет, - с той же ухмылкой проговорил Нандэ. – Вот Руби оттуда. Сейчас-то времена не те, жизнь… раскидала, можно сказать, вот и видимся тут, время от времени. Вспоминаем прошлое.

  С выпивкой сегодня подкачали. Обычно веселее".

  Имперец покивал. Странное местечко они выбрали. Но у каждого свои причуды.

  "Дружок твой, вижу, не разговорчив".

  "А, Руби? Да, болтать не любит". Нандэ откусил и пожевал мясо. Флорус повторил это действие за ним и только Руби, как молчал, не прикасался к еде.

  "Помню, раньше любил вставить словцо. До одного случая. Чудо как выражался! Мало, но по делу. Сейчас и того меньше".

  Флорус пожевал кусок мяса, нашел его жестковатым, но придираться не в манерах беглеца, - тем более – гостя.

  "Случая?", - переспросил он, жуя. Между зубами что-то застряло.

  "Да, случай. Одно из последних совместных дел… Впрочем, не стоит об этом рассказывать".

  "Да нет же, - имперец с силой заглотнул кусок и проговорил фразу быстрее, чем подумал. – Что такого, что один вор не может рассказать другому?", - беглец усмехнулся, потом попытался себя поправить. "Ну, вор-то, конечно, вряд ли расскажет. Перескажи хотя бы ты".

  "Даже не знаю, - Нандэ замялся. – Видишь ли, и у воров есть преступления, о которых гильдии лучше не знать. Нечто совсем темное. Неприятное".

  Повисло молчание.

  "Понимаю, - наконец буркнул Флорус. – У каждого свои тайны".

  Он замолк, вспоминая охранника, которому сломал шею во время побега. Труп, должно быть, еще не остыл. Имперец задумался. Кто разберет умы этих воров и с чего вдруг темнить? Может, история вообще выдуманная, а молчание - поза. Флорус решил дерзнуть.

  "Брось, дружище, я не из тех, кто болтает! Да я сам, признаюсь, нагрешил. При побеге".

  Нандэ посмотрел в огонь, сощурив глаза.

  "А за что взяли?", - спросил он.

  "Попался на бриллиантах", - вздохнул беглец.

  "Бриллианты, - мер фыркнул, отгрыз кусок мяса и выкинул косточку. – Ладно, почему бы и нет. Но это долгая история".

  "Стража в темнице любила рассказывать долгие истории. Я привык".

  "Ты сам просил", - предостерег, в шутку, мер.

  "Словом, с поры изгнания я много путешествовал, таскал с собой Руби везде. Еще больше увлекся чтением. Я и раньше любил читать, и сейчас, но тогда, и позже, вплоть до того случая, просто обожал это дело. Сгорал от муки, если не находил книгу - скоротать вечера - или не мог увидеть хотя бы пары строчек.

  Мы устроились, Руби подрабатывал в гильдии воров и кое-какие заказы – когда мог себе позволить – перепадали мне. То есть, я их покупал. Книги, в основном. Сам увлекался магией, вскоре открыл небольшую лавку зелий, плюс… продавал кое-какие, специальные, товары. Крутились мы неплохо.

  Затем умер отец, я на какое-то время вернулся в поместье, а Руби заканчивал с поручениями и задержался. Было жутко тоскливо в те два месяца, но и, как знать, если бы не Руби, все могло сложиться иначе теперь. Я говорю: если бы он не отсутствовал эти два месяца.

  Было одиноко без Руби и я, к удивлению, стал искать чужого общества, искать внимания, утешения. И нашел все это в объятиях одной юной данмерки, чьего имени – вот ирония – сейчас даже не помню.

  С кем не бывает?! Важно только, что именно она поведала о весьма редкой, могущественной книге, и прелесть ее была не столь в редкости и силе, сколь… Лично для меня было бы наслаждением просто потрогать ее корешок. Насладиться запахом страниц. Если от запаха вообще что-то осталось.

  Возбужденный информацией, я двинулся навстречу Руби, мы свиделись в Рифтене и там, словно в лихорадке, принялись поднимать все наши связи, дабы найти "Мистериум". Вернее сказать, лихорадкой мучился только я, для Руби это был лишь вызов – и шанс подтвердить свою верность. Да, Руби?".

  Руби, выписывая непонятные завитки – пальцем в песке – закивал. Флорус посмотрел на последний кусок мяса в руке и обнаружил, что иной еды больше нет. А история может затянуться. Угадав мысль, Нандэ тронул данмера за плечо.

  "Руби, будь добр. Достань еще мяса".

  Тот кивнул, встал и отошел к походному мешку, откуда выудил тару с мясом. Нанизал это все на сучки и приставил к кострищу. Потом занял  старое место.

  Нандэ посмотрел на слугу, потом на беглеца – и вслух припомнил: о чем он там говорил?

  "Ах, да. Искали мы довольно долго, сменили несколько городов (не обошлось без жертв), и все-таки напали на след. "Мистериум", казалось, был в наших руках.

  Руби отыскал нужное поместье, проследил за хозяином, проверил дом и его тайники.

  Ничего не нашел.

  Это даже опечалило, выбило из колеи на некоторое время. Мы проверили еще несколько каналов, очень надежных, но все не уставали показывать пальцем на него: того самого помещика. Даже пришлось пустить немного крови, убедиться.

  В итоге, Руби предложил устроить личную встречу с хозяином.

  По счастью, прислуга у этого сноба была, но немного; и те, в основном, жили не в доме. Помещик предпочитал уединение".
Нандэ подтянулся к костру, перевернул мясо и, сев, тихо вздохнул.

  "Однажды ночью мы все-таки выбрались в город, при параде, и Руби лично пропустил меня через главный вход поместья. Неприлично, думаю, было бы лезть через окно. Без обид, но мы ведь не воровать пришли – поговорить.

  Как и предполагали, хозяина пришлось будить. Я проявил бездну такта", - Нандэ вскинул руки, - "стараясь не выглядеть обиженно на столь нерадушный прием (подумать только: испугался!), и потом: стараясь завязать интересный разговор о "Мистеруиме Ксаркса" – так называлась книга.

  Так или иначе, нам предложили уйти. Мягко говоря. Это я сейчас пересказываю, а на самом деле все было дико, ужасно, и я не думал, что благородный помещик способен на такую брань, угрозы, попытки рукоприкладства! Дикое, дикое дело…".

  Нандэ медленно затих. А потом продолжил.

  "Руби тоже этого не стерпел. Надо сказать, вор из него отличный, но еще лучший из него вышел костолом. Потому, когда он, сердитый, призывал того выскочку к спокойствию, ломая палец за пальцем… О, Руби, ты был великолепен!

  Он ломал и кромсал, и перемалывал, и умолял жертву вести себя потише, говорить по делу, и снова дергал палец, изгибал руки в неестественный угол, призывал к покою. В такие моменты голос его – само очарование. Глубокий, звучный, убедительный…

  В менее приличных выражениях сноб заговорил. Он выдал все, что мы хотели знать и, тем самым, ускорил свою смерть. Прекратил мучиться. Не по себе, смотрю, да? А я ведь предупреждал".

  Флорус уставился на надгрызенный кусок мяса в руке. Вид он сделал растерянный, но в рассказ поверил не до конца. Однако, жутковато.

  "Признаться, неожиданное дельце, - сказал он. – Слыхал о таких, но все из третьих рук…".

  "И это еще не все", Нандэ снова перевернул мясо на костре.

  "Тогда мы не учли, что в доме помещика жила – всего одна - служанка, и, видимо, услышала крики жертвы. Решив не проверять, что к чему, она отправилась за стражей. Поместье в черте города, но шум сквозь стены наружу почти не проникал. Руби выяснил это. Так что поступок той ведьмы пришелся весьма кстати. Для нее.

  Нерасторопная, к несчастью хозяина, она вместе с тремя солдатами встретила нас уже во дворе, у выхода. Попали в окружение.

  Покидать дом стоило все же в окна.

  Стражи не церемонились: напали почти без промедления. Руби, верный мне до конца, бросился на их мечи. Его проткнули – почти одновременно – сразу тремя ударами".

  Флорус, дожевав к этому времени мясо, усмехнулся.

  "И как же он выжил?", - имперец кивнул на молчуна.
  Нандэ усмехнулся в ответ.

  "А он и не выжил. Руби, покажи".

  Руби снял шлем и принялся разворачивать бинты под ним. Сквозь просветы стала проглядывать серая, как пепел, кожа. У Флоруса, лицезревшего это с измазанными жиром руками, стало перехватывать дыхание. Захотелось свести все в шутку. Сейчас данмер скорчит рожицу и "Ха-ха!", будет смех.

  Нандэ продолжал.

  "Его жертва дала мне время создать огненный шар, и всех четверых я убил без труда, считай одним ударом.

  Одного только добил ножом.

  Труп моего бедного Руби утащил с собой. Погони не было".

  Руби размотал повязки и осторожно, но крепко, сжал плечи Флоруса, не встретив сопротивления. Повалил его – как любовницу в объятиях – на землю. Сел сверху и приложил черный, в коже нетча, палец, к надтреснутым своим губам. Флорус лежал в оцепенении. Он молчал. Свело зубы.

  Хрустнула кость.

  "По счастью, к тому времени я уже прочел много литературы о магии, среди которых было и пару томов "О подготовке тел". И кое-какая практика тогда у меня уже была. Честно, не могу вспомнить имя той женщины".

  Трещали, хрустели кости и Руби ломал, кромсал и перемалывал, вспоминая былую жизнь. Всем существом своим он упивался. Это было как посмертный пир. Сбежавший преступник только сдавленно мычал и не отводил взгляда от лица темного эльфа. Нандэ, о чем-то думая, смотрел в огонь.

  "Прелесть бытия некромантом: твои друзья умирают, но остаются с тобой".

  Он вздохнул.

  ""Мистериум Ксаркса" мы все-таки нашли. Вместе. Но я толком не смог его использовать. И запаха не было. Бутафория. Продал какому-то меру. Смешно, правда?".

  Флорус раскрыл пасть и выплюнул немного слюны на подбородок. Пытался вздохнуть. Еще одно движение - и Руби свернул ему шею. Имперец затих. Альтмер словно выплыл из сна.

  "Ах, Руби. Опять! Я даже не подготовил камень. Ну да ладно, моя вина: замечтался".

  Он поднялся и полез рыться в сумке.

  "А, впрочем, имперец у нас, вроде как, был. Разве нет?".

  Он обернулся к данмеру: тот заворачивал бинты.

  "Неважно, - сказал некромант, закидывая сумку на спину. – И этот пригодится. Не хотелось бы тебя разбирать, Руби, но твой живот, видно, вспух. Возможно, придется заменить желудок. Или совсем убрать. Огонь все же, плохо тебя высушил".

  Тихим шагом они двигались между стен ущелья, Нандэ тащил на спине мешок, а Руби, сгорбленный, волок за собой имперца. Равнина довольно пустынна, и на всем пути домой их вряд ли кто увидит.

  "Может, найду пару целых костей! - крикнул Нандэ в воздух. – Эх, вот бы еще босмера и норда! Говорят, если собрать десять душ, можно призвать Огма Инфиниум. Или Хермоуса Мора. В любом случае, попробовать интересно! Да, Руби?".

  Альтмер замолк и потащился дальше, и когда оба - хозяин и его раб - покинули расщелину, в лицо им дунул еще холодный ветер. Здесь редкая зелень граничила с пустыней. Здесь ночь уступала место дню. Сквозь разорванные облака – лохмотья – розовело небо.

  "Бриллианты, - почти про себя фыркнул Нандэ, разглядывая восход. – Какая бездарная, бесполезная жизнь. Хоть в смерти он оказался практичнее".

  Некромант не часто смотрел, как верный слуга уничтожает жертв. Еще меньше он думал об их последних мыслях. Вот хоть этот: Флорус. Наверняка перед смертью он не вспомнил и мгновенья из прошлого. Не подумал о том, как обидно умирать. Скорее всего, все, что занимало его разум – это глаза Руби: выпученные из сухих глазниц, давно потерявшие драгоценный красный цвет.[/hide]

[ruby the undead]

"Марионеточный Бог". Фантазия на тему исчезновения... двемеров в том числе. Эдакая задумка мифа о перетворении мира свитков.

Марионеточный Бог

[hide]Дорога свернула от реки, а когда Джирр свернул вместе с ней – только тогда – пошел дождь. Осыпал серыми нитями округу, стал бить листья и шум воды будто никуда не уходил. Кимер ткнул Джирра в спину какой-то палкой.
- Что это?
- Хозяев. Под ним прячутся от воды. Надо нажать сюда.
Кимер сделал движение, и палка раскрылась, образовав стальной – как и все двемерское – купол; Джирр принял дар.
Он отряхнулся и теперь шел, держа над собой палку с куполом, – вода барабанила по металлу. Шерсть блестела, по коже брони еще стекали капли, а босые ноги брызгами разносили свежую грязь; Джирр вдохнул прохладную влагу.
Вода не пугала Кимера – и он шагал как прежде, держа своих анимункули – как их называл – чуть поодаль.
Мир казался сном. Штаны кота истерлись до дыр. Желудок урчал. Джирру надоел батат – и ветер.

- Джирр? – позвал Кимер. Дождь продолжал идти и кот совсем испачкал чудесные лапы.
- Да?
- Торн придет? Он… догонит нас?
Джирр помолчал.
- Нет. Уже нет, - Джирр посмотрел на Кимера, на капли, стекавшие с его золотой брони. Он решил продолжить. – Торн был не так быстр, как Джирр. Торн остался в Мзанче. Со своим оружием.
- Он… исчез из Мундуса?
Джирр все не мог привыкнуть к голосу компаньона.
- В некотором роде.
Дальше они топали молча. Дробь капель по металлу еще больше угнетала Джирра, и чувство нереальности отказывалось покидать его.
Стемнело быстро. Дождь поутих и прежде, чем искать место для привала, кот спросил:
- Ты… еще чувствуешь?
- Оно в Мундусе, если ты об этом, - сказал Кимер после мига раздумий. – Но на меня оно не влияет.
- Хорошо, - Джирр кивнул своим мыслям.
Дождь затих на какую-то минуту, а потом пошел с новой силой. Не сговариваясь, путники решили идти дальше, пока не прояснится.
Или пока Джирр не устанет.

Дождь прошел под утро. Уже светало, и серые тучи угрожающе низко висели в небе: так же, как луны минувшей ночью. Каджит доедал остатки бататовой каши, а Кимер отошел от костра, расставить анимункули для защиты.
Хотя путники с самого берега не встречали никого, кроме птиц.
"Чертовы дрозды, - думал Джирр. – Слишком проворные для когтей". Пепельный батат надоедал все больше.
Доев, Джирр отер посуду мокрым листком и спрятал в рюкзак. А потом достал сверток и развернул его на своих коленях. До возвращения Кимера он смотрел, всматривался в содержимое и думал. И мысли его плавали по кругу, вгоняя в сон – как и вся реальность.

Лагерь они сняли после обеда: дождь прошел окончательно, а в редкий теперь лес чаще проникало солнце, выпаривая воду и сильнее жгло, как бывает после дождя.
Кимер предпочитал молчать, его анимункули – тем более, и Джирру это было только на руку. Джирр продолжал думать, по временам проверял груз на спине и шагал, смотря под ноги. Утром он решил, что дорога идет на юг – или юго-восток, но это не волновало. Где-нибудь эта дорога пересечет другую, и они повернут на запад.
Джирр почему-то даже не сомневался в таком развитии событий. А недели две назад и представить его не мог. Ни тот, ни другой факт не удивлял – и Джирр продолжал идти. Реальность походила на сон, и тот все больше охватывал разум каджита, но к вечеру отступил. Реальность вернулась окончательно, когда Кимер и Джирр достигли перекрестка и далекие, поначалу, фигуры приблизились.
Это были путники - три молодых котенка, босмер и ящерица, - идущие с востока. Вид Кимера испугал их, но Джирр замял ситуацию. Путники шли на запад, в брошенную кимерскую крепость и каджит, так же думавший о смене маршрута, предложил объединить силы.
Оставшийся путь – в сумерках – Джирр брел почти как и весь день, стараясь только не отстать, но теперь он думал о Кимере.

Они развели костер у подножья крепости и стали есть, а Кимер в это время поднялся – по широкой лестнице – на верхнюю террасу. Там он долго стоял и Джирр видел, как низкие луны освещают золотую броню. Может, Кимер тоже смотрел на Джирра и на бесконечно далекое ему таинство пиршества – с тоской, завистью? Или он просто настраивал своих анимункули?
Джирр не торопился узнать. Этот молодняк вселил жизнь в его разум. Жизнь и – надежду. Не знал, почему, но Джирр особенно надеялся на грустного – сосредоточенно-грустного босмера. И когда странники поведали историю своих скитаний, он – почему нет? – решил поведать им свою.
В конце концов, Джирр единственный, не считая Кимера, кто знает, как все было. Джирр похвастался бы, что видел исчезновение двемеров, но сомневался: видел? Возможно, он почувствовал его сильнее. Может, все это лишь сон и не иначе Кот со Скумой играет с ним.
Каджит рассказал о приключении в палате Сердца, о славной гибели Торна, а потом вытащил из рюкзака сверток. Он развернул его перед молодняком и с надеждой вгляделся в их лица. Джирр искал – что? Может, знак.
Но его не было.
Даже босмер, вернее, особенно босмер подвел его. Юноша, казалось, смотрел сквозь меч, и думал о чем-то совершенно ином. Джирр подождал, пока пройдет первое впечатление. Он молчал еще несколько минут, а потом убрал сверток обратно.
Вскоре пошел дождь, и группа разбрелась по древним – и пустым – комнатам.
В эту ночь Джирр долго не мог уснуть, ворочался, опасаясь каких-нибудь древних кимерских блох. Во всяком случае, перед сном он думал только об этом.

Наутро молодняк убрал свой лагерь и Джирр, искушенный возможностью избавиться от батата, собрался идти с ними – и даже помогать в охоте. Кимер захотел остаться.
- Похоже, - сказал он. Голос его звучал будто из забвения, не из металлической головы. – Похоже, это мой дом.
Джирр кивнул, почти не слушая.
- Я… - Кимер подбирал слова. – Я чувствую, что должен быть здесь.
Джирр испугался: присутствие Кимера оглушало его восприятие, но если в новой компании будет так же? Если всему виной тишина? Ведь кот не знал, что сказать юнцам.
На секунду Джирр словно выпал из реальности. Во тьму. Но собрался.
- Джирр понимает, - сказал он. И без долгих церемоний: - Прощай.
- Прощай, Джирр, - ответил Кимер. Кот развернулся, нацепил рюкзак на второе плечо и бросился догонять молодняк. Он решил не оборачиваться. Вид Кимера, с его анимункули на ступеньках, мог вогнать лишь в большую тоску. Сколько лет эта душа бродила во тьме?
- Идти еще трри дня, - заметила Рииш, молодая кошка. – До следующего горрода. И где-то неделю до грраницы, если быстрромрр.
Джирр принял это молча и продолжал идти рядом. Когда, несколько часов спустя на дороге, залитой солнцем, появился босмер с мертвыми птицами в руках, каджит спросил.
- А что не так с этим парнем?
Рииш понаблюдала, как разведчик укладывает добычу в рюкзак товарища. Только после она повернулась к Джирру.
- Фарррел потерял любимую – вместе с двемеррами. Ему слоожно.
Джирр кивнул на это откровение и – развернулся. Никто из компании не уговаривал его остаться.

Утром он уселся на террасе, развернул прихваченный сверток и, скрестив ноги, долго смотрел.
Джирр просто тянул время.
Звук шагов Кимера – тяжелый, гулкий – оборвался почти за кошачьей спиной. Воцарилось молчание.
- Этой ночью я видел тень, привидение, - начал Кимер. Неожиданно лиричное отступление для того, чье имя среди двемеров звучало как "Это". – Должно быть, это был кимер. Он смотрел на меня.
Джирр приподнял щеки от рук и полуобернулся. Что он рассчитывал увидеть на металлической маске?
- Я пока не знаю, умеет ли оно говорить.
Каджит вздохнул.
- Ты хочешь вернуться?
- Джирр не хочет. Надо. Септимы не послушают Джирра, они слишком заняты войной. И, может, будет слишком поздно.
- Это… опасно.
Джирр фыркнул.
Он встал, вернулся в крепость, где некоторое время латал штаны найденной тканью. Когда вышел, ноги его были точно одеяло, каким мамаша укрывала его в детстве. Набор цветных пятен.
Кимер стоял у спуска и смотрел вниз. Когда подошел Джирр, голем ткнул его чем-то в грудь.
- Что это? – спросил Джирр.
- Хозяев. Это чтобы держать твой меч.
Джирр достал из небольшой сумки перчатки. Одел, морщась. Его когтям было неудобно внутри. Потом кот развернул сверток – единственную ношу. Он посмотрел на Кимера, чье лицо не выражало эмоций, и взялся за рукоятку.
- Что ж, - сказал Джирр, когда ничего не произошло. – Хорошо.

Он бежал по дороге, вдоль реки, а меч в импровизированных ножнах бил по спине. В одиночку Джирру было привычнее, и передвигался он быстрее: полуторадневный путь покрыл к вечеру. В животе булькали остатки батата; это придавало сил двигаться.
Еще миску бататовой каши? Джирр поморщился и едва не сбил дыхание. Луны спустились еще ниже и освещали путь. К утру каджит будет в порту и отдохнет. Только сначала решит, как переплыть внутреннее море.

"Так трещит жемчуг", - уверял Джирр.
"Так трещит жемчуг".
Джирр никогда не ломал жемчуг и не знал, есть ли на такой глубине его "залежи", но так же каджит хотел спать и не хотел умирать.
В этой двемерской машине он уже два дня шел по дну. Спать здесь было неудобно, негде. И во сне кот мог задеть важный рычаг. Страх смерти был сильнее желания спать.
Хотя чего, в сущности, тянуть? Идти путем Джирра – теперешним путем – чистое самоубийство, и даже кот не знал, дойдет ли до конца. В полубреду он вспоминал Кимера и Торна, одного неживого, другого мертвого, умерщвленного, и мог только дивиться собственной живучести.
Почему каджиты никогда не исчезали под Красной Горой? Почему кимеры? Теперь вот – двемеры. Иногда Джирр думал, что и он уже не существует. Но иногда ему приходилось есть батат, разговаривать и носить перчатки, и в этом смысле несуществование мало отличалось от прошлого состояния.
Поэтому Джирр Цветные Штаны продолжал идти.
На тумбу, полную рычагов и кнопок, упала – и разбилась – капля. Джирр заметил это; и заметил, что едва не уснул, но спохватился. Он привстал с кресла и заглянул в окуляры. Из глаз подводного голема пытался разглядеть дно.
"Два дня – это много или мало?", - подумал Джирр. "За два дня море стало мельче?".
Он пытался вспомнить, как звучит "далеко ли до берега?" и не мог. Кот нашел место, где собиралась еще одна капля, но трещин там – или на стекле – не видел. Как не видел он морской жизни и, может, жемчуг, но это не могло расстроить. Даже наоборот.
Густой комок воды сорвался с выступа и так легко разлетелся о тумбу.
"Как открыть эту штуку?" – думал Джирр. Ему не хотелось захлебнуться внутри чего-то желтого, хотелось спать и жить, хотя чего, в сущности, тянуть?

Вода была красной, вязкой, а луны – слишком низко. Экспериментируя, Джирр взял немного не то направление и вышел западнее Мзанча. Он шел, поднимая лапами водяные бугры, а подводный голем, слегка затопленный, остался недвижен много шагов позади. Чьи-то щупальца, обвитые вокруг стальной руки, свисали к воде. Джирр был рад избавиться от ходячей гробницы. Он уже совсем не понимал двемеров.
Ко всему этому кот хотел спать, плюхнуться в воду. Только луны мешали сбыться этому желанию. Луны висели слишком низко. Джирр не помнил, когда еще такое было. Наверное, котята этой ночи будут огромными.
Когда вдали появились шпили – то был Мзанч, - Джирр на секунду остановился. Он теперь шел по песку, но песок мало отличался от воды. Каджит взглянул на силуэт города, потом по сторонам и прежде, чем двинуться, сказал себе:
"Добро пожаловать на Вварденфел".

В порту Мзанча было сыро и много воды, что ожидаемо, но тело Торна даже не распухло – странно. Джирр пробрался мимо "злых" анимункули-охранников и нашел бывшего клинка прислоненным к стене; будто присевшим за углом – в засаде. А скорее: брошенным сильным ударом. Молот лежал рядом.
Создания из металла не умели осквернять могилы, как и издеваться над трупами, - Джирр задумал похоронить Торна, когда вернется. Или станет раздавленной кучкой мяса. Кот уже уходил, когда Торн за его спиной поднялся и сказал:
- Верни это.
Джирр обернулся, но не узнал прежнего Торна – и не удивился. С чего бы, если уж луны так низко.
- Это? - спросил Джирр, выставив руку, держащую молот.
- Верни это, - повторил Торн. Он медленно – и так неосторожно – ковылял навстречу компаньону, рискуя привлечь двемерские машины.
Джирр шагнул и быстро вложил в руки мертвецу молот. Тот охнул, сдавленно, тяжко – и упал, умер. Джирр подобрал молот.
Когда он уходил второй раз, Торн захрипел и стал подниматься; из-за угла вышел Высокий Эльф. Восходящее солнце светило в спину пришельцу и немного в бок: так тень капюшона скрывала большую часть лица.
- Что это за место? – спросил эльф. – И почему ты держишь это? – он кивнул на молот Джирра.
Джирр оскалился в приветливой улыбке. Потом он вытащил из-за спины меч и бросился на двух существ. Он дробил и рубил их, пока не успокоился.
В наплечной сумке эльфа Джирр нашел батат.
Джирр не был машиной.

Каждым своим шагом Барабан Рока – он ли? - сотрясал землю и создавал дыры в реальности. И через эти дыры, да через них – иногда – светили звезды. Иногда внутри не было ничего, а иногда все. Джирр не смотрел в дыры, но Кот со Скумой вдруг показался Джирру самым милосердным из Помета.
Гуар сбросил наездника за много шагов от ступней Божьих и, запыхавшийся, каджит пытался теперь отдышаться от долгого бега. Ступня неслась через воздух, разрывая, сжимая и смешивая реальности и луны, светившие теперь днем, затемняли божественный лик.
Когда пыль осела, Джирр понял, что успеет добежать и запрыгнуть на пальцы Медного Бога. Вот дальше… дальше кот надеялся, двемеры не отлили своего бога в формочке и когтям будет за что уцепиться. Джирр проверил орудия на своей спине, потом снял ненавистные перчатки, заткнул их за пояс и побежал. В это время Бог нес вторую ступню сквозь реальности.
Вварденфел менялся. Возможно, навсегда, а может: ненадолго. На все время, что ему оставалось Быть.

Палата сердца находилась там, где у всех людей. Джирр и Торн, в конце концов, видели пробуждение Бога и видели Кимера, успевшего вернуть инструменты из Его груди. Так начинался их побег. Отсутствие в палатах Думака двемеров казалось просто удачным совпадением.
Да, Джирр врал сам себе: он заметил второе Исчезновение только на корабле из Мзанча, когда рулевой заявил, что принимает только септимы. И в ту минуту он поддался панике: он еще не знал, что Кимер пойдет следом и найдет его. Быть кучкой людей на пустом континенте, быть единственным каджитом на много миль – выглядело мрачно. Трудно переварить.
Лапа соскользнула с заклепки, и что-то покатилось вниз по ноге. Джирр дернулся, изогнулся, но только увидел свои лоскутные штаны на фоне медно-золотого тела – и летевшую вниз перчатку.
По крайней мере у него осталась вторая. Джирр в очередной раз подивился прозорливости богов и природы. Он продолжил путь вверх: по заклепкам и швам наложенных друг на друга листов. Он стал следить, куда ставит ноги. Особенно на последних метрах.
Каджит навалился грудью на пол и, еще не закинув ногу, вынул перчатку из-за пояса и дрожащей лапой забросил на ровную поверхность. Только потом забрался сам и упал, сжавшись вокруг перчатки. Как мог, унимал дрожь. Он уже слышал биение Сердца и чувствовал, как вздымается Грудь: от ходьбы, не от дыхания; Джирр вздымался вместе с ней. Он будто прыгал на мягкой кровати, плавно и мягко: вве-ерх, вни-из.
Косточки болели и давило грудь. Джирр выдохнул и плотно натянул перчатку на когтистую лапу. На правую. Перчатка пришлась впору.

"Сначала меч, потом молот. Или наоборот? А надо ли использовать оба?"
Джирр смотрел на сердце и думал. Две рукояти торчали из-за его спины.
"Есть ли тут некий порядок? Может, его надо вырвать перчаткой?"
Будь он избранным, как тот, влюбленный босмер, он бы знал. Вокруг сердца то сгущались тени, то возникали завихрения магии. Иногда открывались врата в иные планы, а порой чьи-то гигантские глаза-звезды заглядывали внутрь. Загипнотизированный, Джирр стоял, покачиваясь, иногда забывая дышать и не знал, сколько он так.
Реальность казалась сном, потом реальностью, затем чужой реальностью, а после всего – Джирр был единственной реальностью.
И отсюда: разве ему не все равно? После всего – смерть не была чем-то страшным, а исчезновение – важным и таинственным. Этого вообще не было. Был только Джирр. И как знать: вдруг эта история не предполагает шансов на жизнь?
Вдруг, котяра в цветных штанах вообще не должен был родиться, жить, оказаться в залах Думака в далекий теперь день, вместе с Торном? Вдруг он лишь фантазия двемерского голема, зовущего себя Кимер и тем больше растворяется, чем дальше себя – от него – воображает?
Снизу донесся громкий скрежет и Медный Бог – это был точно он – взвыл. Джирр вдруг оказался на глубине, стал задыхаться от воды в легких и биться о желтые стены подводной машины.
Он умер и был воскрешен альтмером-некромантом, и съел его, а потом связал штаны из лоскутов чьей-то кожи.
Джирр посмотрел на свои руки – одну в перчатке, другую мохнатую. Отер ладони о броню, потом о штаны, а затем правой ухватил рукоять, что первой пришлась под руку.
Он занес орудие и ударил.
Реальность распалась, а потом собралась воедино.
[/hide]

[ruby the undead]

РЕДМЕНЪ предложил написать что-нибудь безумное ко 2-му Восхода Солнца, и я согласился. Вдохновлялся арками Spider-Man: Noir, и Hush, от DC по бэтмену. И, конечно, пейзажами Анвила.
Рассказ, разбитый на три части, вышел на главной, и, собственно, спасибо всем, комментировавшим его там. Мне было приятно читать отзывы. У меня щас трудности с паролем при входе на сайт (не форум), так что, надеюсь, благодарность здесь вы увидите.
Час безумия!

Шеогорат: После похорон

[hide]Шеогорат мертв.
Его тело состарилось: усохло, кожа истончилась и покрылась бесконечной сетью морщин. Затем старик умер, и посинели его губы, почернели ногти. Горящие безумием глаза спрятались под тонкой кожицей век. Они уже никогда не откроются. Борода – и та утратила серебристый блеск.
Мы похоронили его под стенами Анвила. Два гробовщика опускали тело в могилу. Молния распарывала серую ткань неба, сверху падали кусочки душистого сыра. Проститься с Даэдра пришли четверо: Я, Мари Безразличная, женственный Норд, голый, в красной набедренной повязке. Четвертый: хищного вида данмер с улыбкой на лице. Самый архаичный из архаичных данмеров, которых я видел. Таких уже не делают, даже на их родине.
Сыр покрыл тонким слоем землю, когда тело стали закапывать. Минуту спустя Безразличная Мари наклонилась ко мне и жестом попросила внимания.
- На самом деле он жив, - прошептала она в мое ухо. – И тебе надо его найти.
Сырные комочки и твердая земля глухо стучали о крышку гроба. Влажное дыхание Мари грело сильнее, чем сыр. Но словам нельзя было доверять. Решив так, я кивнул. Тогда эта портовая девица посвятила меня в Заговор Четырех.
- Тебе нужно его вызвать, и я помогу, - сказала она. – Приходи сюда в полночь, я все подготовлю.
- Зачем тебе это?
Помолчав, Мари вздохнула.
- Я… - она прошептала какое-то проклятье, зажмурившись. – Без Принца я не попаду на холм самоубийц. Полагаю, мой друг, это веская причина.
Я только хмыкнул.

До назначенного времени отсиживался в маяке. Смотритель, Таинственный Красный Человек, ходил из угла в угол. Хромой, он по временам останавливался, опирался на камин и с подавленным стоном – со вздохом - переводил дух. Потом продолжал движение. Я занимался перевязкой: без бинтов тело быстро пачкается.
- Ты не веришь сказанному, - сказал смотритель, пряча руки в карманы красного халата.
- Я даже вам не верю.
- И, все-таки, идешь.
- Угу.
- Почему?
- Убедиться, что Шеогорат останется там, где его закопали.
- Может, его там нет.
- Тогда я его найду. И отправлю в могилу. А потом примусь за остальных.
Красный Человек погладил подбородок.
- Вот как.
- Да. Я читал историю. Наш мир живет очень долго. Первая эра, вторая, третья. Ни один волшебник не пережил их все. А даэдра – пережили. Это неправильно. Им пора на покой.
- Но ведь так устроен мир!
Я туго затянул последний узел на ноге.
- Значит, мир устроен неправильно.
- Безумец.
- Вряд ли. Безумие мертво – и там ему место.

Мари собрала кучу народа. Люди, одетые кое-как и чересчур "с иголочки"; раздетый норд в повязке и с мечом; закутанный киродиил, потевший под толстенной шубой. На ритуале присутствовал и данмер. Двое раскапывали могилу.
- Мы не будем вскрывать гроб. Он должен восстать сам, - поясняла Уставшая Мари. – Тебе, мой друг, выпала честь позвать его.
- Мне?
Мари вздохнула.
- Да. Ты… - вздох, - ты самый нормальный из присутствующих. А, значит, и самый ненормальный. Ненавижу парадоксы.
- Да ну.
- Тебе надо будет встать над гробом, и закричать: "Восстань, старый Бенирус!"
- Бенирус?
Мари еще раз вздохнула.
- Знала, что придется объяснять. На это рассчитано. Принц Безумия не стерпит выходки над своим телом и… и явится, чтобы покарать наглецов.
- Вот как.
Кто-то крикнул: "Готово!" и собеседница подтолкнула меня вперед. Грянул гром, сверкнула молния. В этот раз с неба посыпались обычные дождевые капли, и земля стала мокнуть. Я спустился в могилу!
- Восстань, старый Бенирус! – мне вторил рокот грома.
Над могилой появилась Мари, наклонилась и громким шепотом приказала:
- Еще раз! Пожалуйста.
- Восстань, старый Бенирус! – и снова гром и вспышки.
- Еще!
- Восстань, старый Бенирус! – еще удар молнии. Через минуту в могилу упала сгоревшая птица. Толпа зашумела. Заволновалась.
Едва Мари вытащила меня из могилы, на кладбище воцарилась бойня. Местные приняли нас за некромантов и не стали терпеть.
Воздух наполнился светом факелов, криками "долой некромантию!" и боевыми возгласами. Пестрый народ закричал от ужаса, побежал кто куда, незаметно исчезла Мари. Я поскользнулся, упал, и был бы растоптан толпой, но чья-то рука ухватила меня за локоть. Кто-то потянул меня к верху и поставил на ноги. Этим кем-то оказался голый норд.
- Уходим, - сказал он.
И мы, спотыкаясь в грязи, перескакивая по укрытиям – от летящих камней, - мы ушли.

Светало. Норд сидел на камне, выставив одну ногу вперед и подогнув под себя другую. В такой позе он расчесывал волосы. Тушь, которой норд, по всему, подводил глаза, потекла от дождя и так и застыла на щеках: черные слезы.
- Поможешь мне убить ведьму, - сказал норд. – Я помог тебе, теперь твоя очередь.
Я усмехнулся, но бинты, пусть мокрые, скрыли выражение лица. Помедлив немного, встал с мокрого пенька.
- Прости, но у меня нет времени.
- Найдешь.
Меч норда лежал на земле, под камнем, но хозяин так и не потянулся за ним. Он не собирался угрожать.
- Ты ведь хочешь найти Шеогората. И эта ведьма знает, где.
- И зачем тогда ее убивать?
Норд не ответил. Он встал, снял и отжал набедренную повязку, а потом приказал идти за ним.

- Где он? – я прижал ведьму к стене, вернее, к большому куску скалы.
- Кто? Что? – страх ведьмы перешел в истерику. – Ты ослеп? Не видишь: этот псих меня сейчас убьет?!
Норд тренировался с мечом в двух шагах от нас.
Я надавил сильнее.
- Где. Он.
Ведьма почти задохнулась. Я ослабил хватку.
- Да что тебе надо? Я ничего не знаю!
- Знаешь! – я надавил сильнее, наклонился над ухом старой ведьмы, и прошептал. – Я сохраню тебе жизнь, если скажешь, где Шеогорат. Я знаю, он в Тамриэле.
От удивления – а, может, ей не хватало воздуха – ведьма разинула рот.
- Подумай лучше. От этого зависит твоя жизнь.
Я ослабил хватку. Ведьма выдохнула, облизнула губы.
- Шеогорат. Ладно.
Ее лихорадило. Она смотрела то на землю, то куда-то перед собой, потом глянула в мое забинтованное лицо и на голого норда. И тут же просияла.
- А, Шеогорат! Ну… он же – он когда-то правил Тамриэлем. Он подчинил себе разум императора, а этому разуму подчинялась империя, так?
Обернулся к норду. Тот перестал упражняться и пожал плечами. Я читал историю: да, нечто такое было.
- Ну вот! Император давно умер и… я не знаю точно, - она посмотрела на меня, опасаясь плохой реакции, - но могу указать на два места. Шеогорат - он либо в гробу Пелагия… либо… правит! Либо он во дворце Имперского города! Это… все, что я знаю, мастер маг.
Она опустила в землю виноватый взгляд.
- Два места, - повторил я. – Что же… Садись, два.
Я отпустил старуху и кивнул норду. Тот уложился в один удар.
- Думаю, она соврала, - подытожил я. – Думаю, ты соврал тоже.
А норд не слушал. Он стоял, опустив меч, и тяжело дышал. На руках и груди – капли крови. Ноги грязные. Краснеет повязка на поясе. Взгляд – безумный.
- Одежда! – крикнул он трупу. – Верни. Мне. Одежду!
Труп не ответил. Я громко рассмеялся. Норд обратил бешеный взор на меня.
- Смешно? - Его заплаканное тушью лицо казалось скорбным. – Смешно? Это все из-за тебя, значит. Это. Все. Ты.
В ярости он стал размахивать мечом в такт словам.
"Верни-одежду-ведьма-убью-ненавижу…", - даже не заметил, как я увернулся, и продолжил, обвиняя, наступать уже на холмы и кучку деревьев в недалекой роще.

Только двое могли помочь мне с этой шарадой Безумного Бога, и я пошел к Мари.
Одетый в дорогое красное пальто, за столом в единственной комнате сидел Красный Человек. Перечитывал какую-то бумажку.
Он заметил меня и сказал:
- Повесилась.
Неизвестно как прочел немой вопрос под грязными бинтами.
Красный Человек приподнял бумажку, показывая мне.
- Лучше тебе этого не читать.
- Я все равно прочту.
Смотритель маяка вздохнул. Протянул мне лист.
- Наверное, так даже лучше.
В заголовке листа было выведено: "Верный Рецепт".
Я пошел к последнему заговорщику.

Капитан Дреним, опираясь на фальшборт, смотрел в море. Архаичный данмер. Архаичный морской волк. Архаичный психопат.
- Именно двенадцать каджитов? У меня только девять… А зачем тебе?
- Приведи их вечером на пляж, где обычно зарываешь контрабанду. Их – все двенадцать. За меньшее я платить не буду.
- Двенадцать. Ладно, сегодня все-таки фестиваль безумия. Будет тебе двенадцать.
- Еще нужна скума. В трубках.
Данмер захохотал.
- Пляж, каджиты, скума. Жертвоприношения будут?
Я ответил уклончиво.
- Эхе. Это обойдется в маленькое состояние.
Я буркнул:
- Только назови цену.
- Что ты, нет. Мы же старые знакомцы. Взамен услуги я хочу… - он помедлил, а потом глянул на меня с улыбкой. – Хочу посмотреть, как ты их убьешь.
На фальшборт села чайка. Уставилась на нас. Я пожал плечами.
- Как пожелаешь. До вечера.
- Не останешься со мной? Жаль.
- Нет, не жаль. Мне нужен еще один ингредиент.

Соленый воздух пропитал бинты, и теперь мои повязки пахли морем. Горизонт уже порозовел, в небе наметились очертания двух лун. Вода с тихим плеском накатывала на берег, и под этот шум, скорее шелест, я сверял список.
Первое: берег моря.
Я набрал горсть песка и пропустил сквозь пальцы. Затем вытер пальцы о ладонь. Песчинки скреблись о бинт.
Берег моря – есть.
Второе: двенадцать каджитов.
Я рассадил их в круг и ради порядка поименовал по месяцам, начиная с того, который сидел спиной к морю. Каджит Утренней Звезды, Каджит Восхода, Каджит Первоцвета…
Каджиты – есть.
Третье: двенадцать трубок скуума, курительная смесь.
Трубки засунул безвольным от наручников каджитам в лапы. Будут курить, когда скажу.
Четвертое: данмер, лучше – эшлендер.
Посреди Киродиила – серьезно? Капитан Дреним хотел посмотреть, а теперь поучаствует. Стукнул эльфа по башке сразу после сделки. Смешал бренди с контрабандным сахаром, опоил. Сидит в центре круга, связанный и такой же безвольный, как рабы.
Пятое: томик "Гимны Эшленда" (не обязат.)
Я и не питал надежд. На юго-западе Коловии эшлендерам делать нечего. Продавать их искусство тоже никому не интересно.

Инструкция.
На закате собрать в круг двенадцать каджитов. Посадить данмера в центре круга, дать ему "Гимны Эшленда" (не обязат.).
Во время церемонии каджиты должны курить скуму. Эшлендер или данмер с томиком "Гимнов" - распевать национальные песни, доводя себя до изнеможения. Когда все участники ритуала впадут в транс, призывающий должен войти в круг, и сказать… Ох.
Он должен сказать "Явись, Князь Безумия, Принц Безвременья".
Возможно, формулу нужно повторить трижды.
…Это какое-то безумие. Я слишком устал. Уж лучше холм самоубийц.

Солнце коснулось воды. Закат. Можно начинать ритуал.
Сладковатый дым заструился к небу. Я растряс данмера. Дреним выглядел испуганным, потерянным. Бренди и сахар сделали свое дело. Осталось подыграть.
- Пой, могучий эшлендер! Спой мне свои гимны!
Данмер молча смерил меня взглядом, а потом, поначалу робко, запел. Стал тихонько шептать, выкрикивать, завывать какие-то формулы на непонятном языке. Одновременно с ним от городских стен донесся барабанный бой, разноголосье духовых инструментов и людских речей.
Каджиты лениво курили и слушали данмера. Тот уже гипнотизировал слушателей, себя и даже меня.
От солнца осталась черточка, лучик, и вот – небо потемнело. Я тряхнул головой. Решил ускорить процесс. А то вместо Шеогората не дождусь даже Сангвина.
Начиная с Каджита Утренней Звезды, усыпил весь год. Затем, наконец, перешел к данмеру.
- Явись, Князь Безумия, Принц Безвременья!
Вода в море вспенилась, бороздой устремилась из глубины к берегу. Вскоре, опираясь на тяжелую корягу, на песок выполз старый дреуг. Остановился в нескольких шагах от круга призыва, и стал смотреть.
- Явись, Князь Безумия, Принц Безвременья!
Дреуг вздохнул и еле заметно отодвинулся на шаг назад. Я невольно повторил движение. Дреуг сделал еще шаг назад. И я сделал такой же.
- Явись, Князь Безумия, Принц Безвременья!

Пляж заполыхал. Синие огоньки вспыхивали тут и там, прямо на голом песке. Слева, справа, за кругом, в круге, позади и впереди дреуга, и, наконец, один большой огонь – даэдрический портал – загорелся в двух шагах впереди меня. Сила, с которой портал открылся, повергла меня на песок. Яркий свет ослепил.
Несколько долгих секунд я не мог шелохнуться. Когда же, наконец, встал и проморгался, то увидел его. То есть ее.
Мари стояла, сложив руки в замок на животе, и смотрела на меня. Добившись ответного взгляда, тяжко, мужским вздохом, выпустила из груди воздух.
- Полагаю, другого выбора у меня не было, - сказала она. Несмотря на хрупкое, по-прежнему живое и женственное тело, говорила она как Он, как уставший от жизни мужчина. – Спрашивай.
- Где Шеогорат? – плевать, как она… он… оно вернулось к жизни. Оба эти существа.
Вздох.
- Принц Безумия и Лорд Безвременья скончался, и велел не беспокоить его до конца времен.
- Но ты говорил - говорила, он жив?
- Таковы были условия контракта. Пока Лорд их не поменял.
- Контракт? Поменял?
- Несмотря на примитивность высказывания, я понял твою мысль. Контракт, заключенный между Лордом Шеогоратом из Нью-Шеота и Неким Лицом, призванный убедить третье лицо в собственном безумии исключительно в лечебных целях. Условия контракта изменены после того, как Принцу Безумия понравилось его нынешнее… состояние. Будучи камердинером Лорда, и распорядителем после фактической смерти, я вынужден исполнить обязательства по контракту согласно новым условиям.
- Условиям?
- В самом деле, полагаю, для тебя настал момент помолчать, и задуматься о самом себе, - Мари вытащила из-за пазухи сложенный вдвое листок. – Слушай, что ты такое: случаи обоснованного и необоснованного недоверия к людям, ненормальная увлеченность чистотой, желание переделать мир, устранив из него элементы изменений, как: безумие, предательство, хаос. Перечисленные высказывания наблюдались, и могут быть подтверждены по меньшей мере пятью живыми и двумя мертвыми свидетелями. Впрочем, ты и сам это знаешь. Навязчивая идея преследования тебя лордом Шеогоратом, известная как… синдром Джиггалага. Вывод: согласно Имперскому Своду Психических Отклонений, ты – параноик.
- Синдром Джиггалага?
Разумеется. И Принц Безумия самолично пришел, чтобы меня в этом убедить. Паранойя. Теперь мне все ясно. Да, конечно. Я догадывался обо всем сказанном и раньше. Синдром Джиггалага, да. Теперь все встало на свои места.
- Я выполнил последнее условие, согласно контракту. Теперь, с твоего позволения, мне…
- Ты никуда не пойдешь! – я рванулся с места наперерез девчонке, но тут же упал от сильного удара в затылок. Зарылся забинтованным носом в песок. Мир потемнел.
- О, Святой Арден-Сул! Я убил его, я… Хаскил!
- Гарди. Хорошо, что ты нашелся.
- Я убил, убил его, Хаскил!
- Нет, Гарди. Он будет жить.
- В самом деле? А моя одежда? Хаскил! Я – я убил ту ведьму! Теперь я не верну одежду.
- Нет, Гарди. Ты не убил ведьму. Она просто умерла.
- Значит, значит, я снова смогу убить ее и вернуть одежду.
- Да, Гарди. Теперь пора домой. Нью-Шеот ждет.
Раздался треск, как от молнии, а потом все затихло. Вечность спустя застонал данмер. Затем я перестал слышать звуки.

Проснулся на закате следующего дня. На кровати рядом со мной сидел Красный Человек, одетый в белое. Заметив, что не сплю, он спросил о моем здоровье.
- Лучше не бывает, - я приподнялся. В затылке пульсировала боль. – Теперь я знаю все, - сказал я.
- Правда? – смотритель маяка помог мне встать.
- Да. Я должен найти Шеогората. Ведь он – мой кровный враг. Враг Джиггалага, Принца Порядка.
Красный Человек на минуту замер, посмотрел мне в глаза.
- Джиггалаг? В самом деле?
- Да, смертный. Тебе это что-то говорит?
Он кивнул.
- Конечно, я должен был сразу догадаться. Идем со мной, идем в подвал.
…Он открыл решетчатую дверь в камеру.
- Вот. Эти покои давно ждали тебя. Это – Угодья Порядка, твои владения. Смотри: везде чисто, убрано, и ничего лишнего.
И в самом деле. Я вошел. Красный Человек захлопнул и закрыл за мной дверь.
- Шеогорату – лечить безумие, - он усмехнулся и вытер глаз. – Вот умора. Старый дурак!
И он ушел. Красный Человек запер меня в собственном плане. Теперь безумие – обречено на победу.
[/hide]

[Скриб]

А, так вот что подразумевало собой редактирование. Я ненароком подумал на другие причины х)
Пишите еще. Очень приятные рассказы.

[vechislov]

"Шеогорат после похорон" меня потряс, можно сказать до глубины души. Где там безумие или порядок. Или в безумии порядок, или безумие в порядке? Черт ногу сломит.
По каждому расскажу напишу чуть позже, но в целом все довольно хорошо. Не то, что мои любительские работы, которые идеальны только пока они в голове. А ручка и листок бумаги находятся не всегда.

[ruby the undead]

Скриб, благодарю.
vechislov, тоже благодарю. С безумием все в порядке! Совет: не занимайтесь самоуничижением. На эту работу итак найдутся желающие

А мы... продолжим нашу пассакалью.
Следующая работа - своеобразная дань первой части. Нравится мне Арена за... сложно сказать что. Есть в ней что-то. Наверное, тескстовые описания - и возможность на Сказки с маслом (или как их там) купить магическую штучку за полцены.


Норд и Магия

[hide]
1.

  Куча угля да четыре столба, вернее, четыре почерневших обрубка – вот все, что осталось от роскошного особняка Адальстейна. Прислонившись к одному столбу, еще теплому – пожар был, наверное, магический, - на черном снегу дремал нищий. Он клевал носом свою грудь, закутавшись в капюшон, и некоторое время даже храпел.
  Когда перевалило за полдень, нищий открыл глаза и стал быстро мотать головой в разные стороны: пола капюшона сохраняла тьму на его лице, а густая борода не давала свету проникать снизу, от яркого снега. В отчаянии пьянчуга даже застонал, но почти сразу проснулся окончательно. Откинул капюшон.
  Адальстейн, одетый в теплый наряд медвежьей шкуры, стоял, опершись на рукоять секиры. Его непокрытая голова заслоняла солнце, тень падала на его лицо. Одетый как офицер вне службы, надежно, со вкусом, с некоторой даже роскошью, он всей своей недвижностью выражал благочестивую скорбь. Пробуждение нищего он не заметил.
  Пьянчуга, словно упавший обратно в сон, недолго тупо смотрел на "гостя". Тот смотрел в никуда. Пьянчуга перехватил его взгляд. Проследил. И тихо заскрежетал своим обветренным ртом, своим простуженным горлом.
  Офицер вздрогнул.
  - А, так ты – хозяин, - проскрипел нищий, и кивнул на черную кучу. – Да, хе-хе, всякое… бывает.
  Он замолк, норд-офицер тоже не спешил комментировать.
  С минуту пьянчуга смотрел на яркие белые сугробы у дороги, и даже хотел о чем-то подумать, но – заурчал желудок. Нищий посмотрел по сторонам.
  - А! – со щелчком пальцев он перевалился на брюхо и, не найдя сил разогнуться, на карачках дополз до белевшего среди черной пыли сугроба. Сугроб этот он сделал сам, прошлым вечером. Порывшись, извлек на свет бутылку, а вернее полбутылки отборнейшего из отброшенного нордского меда, и подполз к статному офицеру. Тут силы к нему вернулись уже совсем, и нищий встал.
  Тряхнул бутылкой перед мрачным, невозмутимым лицом.
  - Может, это… За новоселье? - сказал он.

2.

  Адальстейн прочистил горло, выдохнул. Занес руку на дверь, но замер. Постучал ногами по ступенькам, отряхивая от снега сапоги. Закончив, еще раз выдохнул и три раза стукнул своей ручищей по дереву.
  Он надеялся на теплый прием.
  Дверь открыла служанка. Узнав гостя, почтительно кивнула.
  - Я могу видеть Элин? - еще раз прочистив горло, сказал Адальстейн.
  - Да, сэр, проходите, я…
  - Я… - перебил норд. – Я постою здесь.
  - Да, конечно, - служанка кивнула, помялась, решая оставлять ли дверь открытой, но, все-таки, закрыла и ушла.
  Адальстейн рассчитывал на теплый прием, но расстались они холодно. Как норд со своим представлением о чести, он не мог позволить себе воспользоваться гостеприимством.
  Раздались шаги. Дверь открыла Элин. Все такая же: мудрый взгляд, ясное лицо, тонкие губы, смуглая, чистая кожа. Женщина посредственной красоты, но – неизъяснимая мания офицера-норда.
  Элин облизнула губы и отвела взгляд. Адальстейн прочистил горло.
  - Вернулся, - проговорила хозяйка.
  - Я…
  - Твой дом. Я слышала. Соболезную о твоей семье.
  Офицер кивнул. Он стоял, как и возле пожарища, опершись на рукоять секиры. Теперь он изучал взглядом эту рукоять.
  - Да, - сказал он. – Слушай, я знаю, мы расстались…
  Она прервала, воздев руку. Адальстейн понял жест.
  - Просто… не знаю. Не знаю никого во всем Виндхельме, кроме… Кроме тебя и я…
  Элин повторила жест.
  - Сожалею, - сказала она, не в силах обратиться к нему по имени. – Я не смогу принять тебя как гостя. Хогни и я…
  Адальстейн, герой войны Адальстейн, офицер, убивший сотни быстроногих редгардов, если не больше, вдруг задрожал. К горлу подкатил ком.
  Норд проглотил обиду, и сказал:
  - Понимаю.
  Выдохнул. Попробовал оторвать секиру от земли.
  - Мне… Тогда мне надо идти.
  Элин кивнула. Адальстейн снова попытался поднять секиру.
  - Дай мне минуту, - сказал он.
  - Хорошо. Прощай.
  Элин закрыла дверь.

3.

  Он шагал узкими, изломанными улицами Виндхельма, по-прежнему дрожа от ярости. Два года назад Элин поставила его перед выбором между своего рода честью и жизнью. "Уйдешь на войну, говорила она, забудь про Элин. А хочешь быть с Элин, забудь о войне".
  Норд выбрал честь, войну, хотя втайне рассчитывал и на жизнь, любовь, если вернется. И теперь он дрожал от ярости. Хогни Счетовод увел его жену. Этот слюнявый, пронырливый… Через год после начала войны этот же Хогни, как писала мать, получил от ярла кусок земли. По иронии судьбы Адальстейн рассчитывал именно на эту землю как награду за службу.
  Итак, за два года Хогни получил титул, землю и супругу. Эти же два года Адальстейн без устали махал секирой, снося головы бретонам и редгардам на войне Бенд'р-Мака, потом два месяца квартировал в разделенном на двое Драгонстаре, где несколько раз чуть не был убит редгардскими террористами, да, в придачу, промотал большую часть добычи.
  Остальное ушло на дорогу домой, где ярл, почитаемый прежде и уважаемый ярл, отделался от него устной благодарностью и наградой в тысячу монет.
  К новостям о сгоревшем доме ярл отнесся прохладно. Адальстейн, к своему изумлению, осознал, что видит уже не прежнего владыку, вдохновившего своих подданных когда-то на войну, но нечто холодное, безразличное к миру, невразумительное. Оглушенный открытием, он покинул дворец, и не мог больше вернуться, не решался заявить свои права на большее внимание.
  Да и зачем ему внимание? Теперь, когда у него остался только мешок с деньгами да секира, норд больше всего возжелал не их, а человека.
  Элин.
  Офицер остановился. Все это время он, как дурак, таскал в руках не зачехленную секиру, и теперь снова оперся на нее.
  Надо вернуть Элин. Чего бы то ни стоило.
  - Чего бы то ни стоило, - повторил он вслух, достаточно громко, чтобы кто-то еще услышал.
  Это было совпадением, но совпадением судьбоносным.
  - Знаешь, норд, всегда можно договориться о более… реальной цене.
  Адальстейн очутился на предзакатном рынке, большинство лавочников собирали товары с витрин, расходились, таща груженые сани за собой по снежной улице. Один только имперец в черном, да розовое небо оставались неподвижными, и, казалось, ждали реакции Адальстейна.
  Имперец облокотился на деревянную витрину, абсолютно пустую.
  - Лорд Клавикус Вайл может предложить все, что пожелаешь - по сходной цене. Все: деньги, любовь, власть!

4.

  Единственным существом, разделявшим все тяготы жизни Адальстейна, была его секира. И теперь, чистый и сытый после ночи в таверне норд, шагая на встречу со "жрецом Бога Сделок", как называл себя имперец, испытывал угрызения совести.
  Жрец взял секиру в качестве платы, и велел приходить наутро. Клавикус Вайл вынесет свое решение во время ночных обрядов. Утром, на прежнем месте, Адальстейн узнает результат.
  Но прежнее место пустовало.
  Офицер прождал час, а потом, раздираемый досадой, чувствующий себя обманутым, он рискнул подойти к соседней лавке. Спросил "об импереце", сжавшись в ожидании худшего.
  Лавочник, субтильный норд, усмехнулся. Он назвал нужный адрес, неподалеку, а потом добавил:
  - Сходи, повеселишься.
  Адальстейн побоялся уточнять, и просто пошел в указанное место.
  Там собралась толпа. Люди у входа в небольшой, прямо-таки бедняцкий на вид дом, загораживали обзор, но, подобравшись ближе, Адальстейн разглядел доспехи стражи. Растолкав несколько человек, норд подоспел к "живой изгороди" как раз, когда из дома под руки вывели – почти вынесли – кричащего имперца. Тот сопротивлялся, как мог, но по большей части на словах.
  Адальстейн тронул плечо стражника. Прочистил горло, и сказал вполголоса:
  - За что его?
  Стражник полуобернулся.
  - А? Мошенник. Или Еретик, это уже ярлу решать, - говоривший усмехнулся. – А может и Богам.
  Адальстейн встрепенулся. Ладно, к редгардам его, этого жреца, кем бы тот ни был; к редгардам постыдное желание обрести любовь с помощью колдовства! Секира! Надо вернуть секиру!
  Еще раз похлопав стражника по плечу, норд изложил свое дело. Теперь воин обернулся, тут же заметил выходной мундир и отдал честь. Он заговорил, потупив глаза:
  - Вообще-то, за такое полагается штраф, но вам…
  Секиру отыскали почти сразу. В обмен за услугу стражник попросил Адальстейна явиться во дворец через три дня. Обвинению нужны свидетели.

5.

  Нищий снова спал, остов дома по-прежнему сохранял тепло пожара. Опершись на секиру, норд смотрел и думал: куда ему идти? Может, покинуть Виндхельм, вернуться в Драгонстар? Там всегда нужны воины. Или устроиться в какой-нибудь деревне, его много раз приглашали сослуживцы. На участок, даже без дома, всегда найдется покупатель. А с покупки деревенского домика и лишние деньги останутся.
  Солнце, холодное, маленькое и желтое, карабкалось к зениту. Нищий громче всхрапнул, офицер вздрогнул, и вдруг заметил человека на противоположной стороне пепелища. Далекий и закутанный в черное, этот неведомый гость казался маленьким для норда.
  Заметив, что его заметили, таинственный незнакомец решил подойти. Он обогнул дом, осторожно перешагивая остатки обрушенных балок, и встал рядом. Капюшон скрывал его лицо.
  - Вы – хозяин? – спросил гость, изучая из-под капюшона храпящего пьянчугу.
  Норд кивнул, а потом подтвердил вслух.
  - Соболезную.
  Норд промолчал.
  - Вы… позвольте любопытство, но сами обстоятельства, видимо… Вы что-то планируете делать с этим? – гость едва заметно кивнул на пожарище. Норд покачал головой и сказал "нет".
  Двое стояли в молчании еще минуту: высокий Норд и низкорослый, на целую голову ниже плеча хозяина гость.
  "Возможно, босмер", мимоходом решил Адальстейн. А потом "босмер" заговорил.
  - Дом сгорел вот уже почти месяц, а тепло от углей все еще идет.
  Офицер безразлично хмыкнул.
  - Я к тому, что, наверное, тут поработал маг.
  Адальстейну сказали, пожар вспыхнул случайно. Никого поблизости не было. Домашние, скорей всего, спали. Эти факты норд решил не излагать кому попало. Да и был он не в настроении.
  - Как вас зовут? – спросил босмер.
  - Адальстейн, - ответ вырвался машинально.
  - До чего странные нордские имена, - пробормотал гость под нос, но достаточно громко. – Знаете, - он поковырялся в складках одежды и достал клочок бумаги. – Возьмите. Здесь адрес. Думаю, вы стали жертвой злобного тирана, и, может, мы могли бы оказаться полезными друг другу. Во всяком случае, мне кажется, ваш дом сгорел не случайно. Приходите. На месте я расскажу все остальное. Здесь… небезопасно.
  Офицер взял настойчиво предлагаемый клочок и, не посмотрев, спрятал в карман. Босмер отвернулся от обугленных останков дома и собрался уходить.
  - Ах, да, - вспомнил он, постарался как можно ближе подобраться к уху норда и заговорил тихо.
  - Приходите вечером. Вам нужно будет трижды постучать в дверь и спросить Гатлагаэра.

6.

  - Наш друг из Вэйреста, - Гатлагаэр кивнул бретону, тот – в ответ, - говорит, что среди бретонов зреет переворот. Свободные королевства гудят от новости, друзья мои, от новости, что наш император – подделка.
  По комнате прокатилась волна шепотков. Адальстейн и компания заговорщиков собрались вокруг стола, освещенного всего одной лампой. Обстановка комнаты была скудной и – виной длинные тени по блеклым стенам – даже мрачной. Во главе стола стоял босмер – самый низкорослый из заговорщиков. Но держал слово именно он.
  Из семи – восьми, если считать офицера – человек, был упомянутый бретон, редгард, не затронутый отголосками войны и потому дружелюбный, - остальные были норды. Знакомых лиц Адальстейну не попалось.
  Офицер стоял напротив босмера, и смотрел прямо на него. Лицо мера осталось укрыто под капюшоном.
  - Я склонен верить этой новости, я сам недавно был в Киродииле и там, конечно, более тихо, чем в провинциях, но высказываются те же мысли. Более того, друзья мои, мне достоверно известно, что самозванец Уриэль для укрепления власти послал в провинции своих слуг, неведомых демонов, способных принимать обличие людей. И вот поэтому, - босмер выдержал короткую паузу, оставляя ударение на последнем слове, - поэтому, друзья мои, вы здесь.
  Поднялся рокот, но взмахом руки босмер заставил всех молчать.
  - Нашему другу, - Гатлагаэр кивнул бретону, - известно, что под личиной императора прячется не кто иной, как пропавший много лет назад боевой маг, друзья мои. Имперский боевой маг – Ягар Тарн, признанный мастер иллюзий. Что до его ставленника здесь… Стабильность в провинции может обеспечить лишь один человек, и именно его место занял демон, - место ярла Виндхельма!
  Снова шепотки, возмущение, и снова взмах рукой. Гатлагаэр оперся на крышку стола и впервые посмотрел в глаза Адальстейну.
  - Вы были офицером в войну Бенд'р-Мака. Уж не знаю, как и за что, но Ягар Тарн или его агенты сочли вас угрозой. Ваш дом сгорел из-за могущественного проклятья, и ярл выбросил вас, будто бесчестного труса. Но вы, о, я наслышан о вас, сэра, вы не потеряли честь!
  Адальстейн до сего дня и знать не знал об имперском боевом маге. Никогда не представлял себя заговорщиком. И все-таки не решился спорить.
  - Друзья мои, сегодня мы начнем творить историю. Сегодня Виндхельм вольется в бурю, которая сразит подставного императора, и этот человек, этот благородный норд с секирой за спиной, станет нашим флагманом! Вы, сэра, и только вы должны возглавить переворот. Без вашей помощи нам не захватить дворец и мнимого ярла!
  После собрания Гатлагаэр подошел к провозглашенному вождю.
  - Знаю, это сложно и я… преувеличил ваши заслуги, но мы действительно не сможем подобраться к ярлу… к двойнику без вас. Возьмите это.
  Босмер сунул ему бумажку и какой-то холодный голубоватый кристалл.
  - Облигация на две тысячи. И камень душ. С этим вам надо зайти в гильдию магов, и отдать специалисту-зачарователю по имени Йорди. Душа в камне – очень редкая. Настоящий маг оценит ее по достоинству. И Йорди поможет нам в нашем деле. Он так же, может, зачарует вам оружие, если хотите. Только другой душой. Эту, - босмер сжал кулак норда, держащий камень. – Эту надо передать.
  Адальстейн кивнул. Он не был предателем, но видел безразличные глаза ярла. Норд почему-то верил босмеру-болтуну и, к тому же, в Виндхельме ему все равно терять нечего.

7.

  В тот вечер Гильдия Магов оказалась закрыта, и потому норд отправился туда уже утром, после ночи в таверне. Тяжелой ночи. Камень все время говорил с ним. Выпрашивал свободу.
  "Отпусти меня", молил голос. Говорила женщина, плаксивым, на грани отчаяния и оттого требовательным тоном. Голос ее мог очаровать. Закрывая глаза, норд, всякий раз касаясь камня, видел красавицу с пепельной кожей.
  "Ты работаешь на плохих людей", шептала, вторя внутреннему голосу, женщина.
  "Тебя обманули. Отпусти".
  После ночи на холодной подушке норд и сам начинал думать, что ввязался в нелепый фарс – и все же вошел в помещение гильдии. Нашел первого же ученика в мантии, и спросил о Йорди.
  Ученик странно улыбнулся. Понимающе. Заговорщицки.
  Когда в холл гильдии спустился Йорди, он никого не нашел.
  - Должно быть, передумал, - сказал ученик. – Суеверные простолюдины.

8.

  Какой же он дурак, Адальстейн!
  Из разломанного камня душ появилась нагая женщина с чарующе гладкой пепельной кожей, с манящими полными, сочными губами. Женщина улыбнулась, показав норду ужасные клыки. Женщина выпустила когти. Женщина расправила крылья. Взмахнув хвостом, женщина взмыла в небо и улетела.
  Его, Адальстейна, она пощадит – за дарованную свободу. А вот ее пленители умрут в наказание за дерзость.
  Норд бежал не останавливаясь. Проскакивал широкие улицы, полные людей, и узкие, ломанные, полные других неожиданных препятствий. Легкие застывали, начинали болеть. Секира давила на спину и грозилась ударить в затылок. Норд смотрел в небо, стараясь уловить крылатый силуэт; он слушал, вылавливая хлопки воздуха под безобразными кожистыми крыльями.
  Следы привели к хижине на окраине. Под стеной города. Продолжительный забег норда не остался без внимания, и тот чувствовал погоню, вернее, чувствовал, как любопытные следуют за ним, надеясь на зрелище.
  Хижина была той самой, в которой прошлой ночью вершилось таинство заговора. Не останавливаясь, офицер врезался в дверь; удар выбил последний воздух из легких. Норд отшатнулся, дверь осталась на месте.
  Сделав несколько вдохов, Адальстейн вытащил из-за спины секиру и решил проблему замка одним хорошим ударом. Еще вчера он заметил забитые окна – основную причину тьмы в этом затхлом, двухкомнатном жилище; однако теперь на пол перед столом в комнате заговорщиков падало пятно белого, почти слепящего света. Офицер закрыл то, что осталось от двери и прошел внутрь.
  Свет попадал на пол через огромную дыру в крыше. Рядом с этим пятном, на столе, валялась чья-то рука и, пройдя чуть вперед, Адальстейн, вопреки надеждам, не обнаружил вместе с ней всего тела. Оторванная рука с плотными, посиневшими ногтями лежала на столе, вокруг нее скопилась кровавая лужица, и густые капли медленно, лениво падали на пол.
  В углу комнаты, очарованная собственным могуществом, стояла пепельная женщина. Она, может, и слышала норда, но не обращала на того внимания: с упоением эта женщина вонзала длинные когти в тело прижатого к стенке, приподнятого над землей босмера. Позади убийцы лицом вниз валялся еще один труп. Одежда от крови почернела, но все же по ней угадывался обладатель: надежный источник, бретон. Отброшенный к стенке напротив входа, лежал живучий редгард. С разорванным горлом и без руки он продолжал хрипеть, и бешено двигать грудью, бессвязно выпрашивая у богов еще немного воздуха.
  К редгардам бы их, этих уже мертвых заговорщиков, но Адальстейн был нордом со своим понятием чести. Он натворил бед, выпустив это… ужасное магическое существо из камня, и теперь ему же расхлебывать.
  Офицер зашел убийце за спину: крылья женщины дрожали, покрытые легкой испариной. Подрагивал и хвост, но, скорее, от удовольствия. Норд занес над головой секиру – и ударил.
  Крылатый сумрак отскочил, оружие раскроило грудь Гатлагаэра. С безотчётным ужасом тот смотрел на своего убийцу.
  - Ты?! – воскликнула женщина и громко, как ведьма из бретонских ковенов, расхохоталась.
  Секира вместе с телом босмера поползла вниз, и норд не успел ее вытащить. Женщина нанесла резкий, сильный, несвойственный ее хрупким рукам удар: лезвие сильнее вошло в итак пробитое тело, раздался хруст. Офицер почувствовал, как секира теряет в весе. В руках осталась половина рукояти.
  Еще удар: норд отскочил, хватил дубиной врага, и тут же потерял свою последнюю защиту. Рукоять покатилась по полу, отлетела в самый дальний угол. Растерявшийся норд пропустил еще удар, перелетел через стол и оказался в соседней комнате.
  Ворвалась стража.
  "Именем ярла!"
  "Остановись, убийца!"
  "Приказываю!"
  Четверо солдат орали наперебой. Адальстейн махнул на комнату:
  - Туда, убийца там!
  Но убийцы там не было. Зияла дыра в потолке. На последнем издыхании единственной рукой зажимал горло редгард. Лицом вниз лежал бретон. И секира: окровавленное лезвие застряло в груди босмера.

9.

  Ярл встретил его как давнего, но униженного врага. Кривил свое лицо при словах "ваше величество", откровенно издевался, выслушивая историю о крылатых женщинах и бредовом заговоре. Под конец истории уныло вздохнул.
  Посмотрел в потолок.
  Приказал зарубить к обеду вепря.
  Отпустил, ободрав до нитки своего бывшего верного слугу. Славного офицера. Теперь только наряд, грязный и слегка потертый, напоминал о великом прошлом Адальстейна Крылатое Лезвие. Мундир – все, что осталось. Офицер не знал куда идти, что делать, где ночевать.
  Стоял возле входа во дворец и смотрел на пустые ладони, одетые, впрочем, в потертые перчатки. Пустота, воздух на эти самые ладони давил, как не давил ни один мешок золота. По приказу раздраженного стражника, офицер все-таки двинулся с места. Пошел, по-прежнему глядя на ладони.
  - Эй!
  Ни оружия, ни денег, ни близких, способных подать руку помощи. Если раньше все происходило как во сне, теперь этот сон причудливо переплетался с явью, и холод бросал в лицо норда свои угрозы, и норда сковывал ужас.
  Необъятная пустота распахнула в его мозгу двери и изменчивое, неустойчивое, неизведанное будущее угрожающе приглашало войти. Он обречен на бессмысленное существование. Отныне ему каждую ночь придется искать местечко потеплее – для сна, ему, возможно, придется голодать неделями, и выпрашивать крохи со столов, как собаке!
  Адальстейн замер, разинув пасть, широко открыв глаза небу.
  - Эй ты! Хватит стоять и пялиться, подойди уже сюда!
  Голос норда, одетого в робу священника, вырвал офицера из глубин подсознания. Адальстейн обернулся на зов. У дверей храма богов стоял священник, смотрел прямо на него, пять минут как бродягу, да еще и подзывал к себе.
  - Тебя недавно вели к ярлу. Оправданный преступник? – священник глядел на подошедшего без особого доверия.
  Адальстейн кивнул, проглотив слюну.
  - Судя по виду, тебе не помешали бы деньжата, да? – священник стал говорить полушепотом, наклонившись очень близко к лицу бродяги. Адальстейн кивнул во второй раз.
  - Тогда вот что, - норд посмотрел по сторонам, а потом вытащил из-за пазухи сверток и сунул его в руки собеседника. Содержимое свертка было мягким, возможно, тканью или платком, но Адальстейн не стал уточнять. – Этот сверток тебе надо отнести по адресу, указанному на нем. Читать умеешь? Хорошо. Так вот.
  - Отнести по адресу?
  - Да, и передать госпоже Льот Черноволосой. Лично в руки, - работодатель снова огляделся. – Нельзя доверить этот сверток прислуге, а уж тем более мужу Льот. Избегай его.
  Норд хотел улыбнуться, но был слишком оглушен своим горем.
  - Монеты, - священник порылся за пазухой. – Вот тебе пять монет. У Льот можешь попросить в десять раз больше. За эту вещь она сейчас выложит и состояние, но не наглей, понял меня? Считай, Девять дарят тебе второй шанс, кем бы ты ни был.
  Адальстейн кивнул.

10.

  В "Забитом Вепре" Виндхельма всегда хватало народу. Посетители болтали, пили, выкуривали экзотичные южные смеси, заполняя полутемное помещение дымом. Норд, одетый в офицерский наряд, пил из кружки дешевый, но крепкий мед. Мешок в пятьдесят монет приятно оттягивал карман. Тяжесть этих денег делала Адальстейна счастливее, чем тяжесть всей добычи, награбленной в военных походах прошлой жизни.
  Эти деньги дадут ему ночлег и питание на какое-то время.
  Оказавшись на грани безденежья, норд каким-то чудом открыл для себя новую, незнакомую ранее жизнь. Опьяненный открытием, он теперь спешил испытать пределы новых возможностей.
  Адальстейн осушил бокал, встал и приблизился к таинственной фигуре в капюшоне и серых лохмотьях. Человек сидел у барной стойки. Норд тронул его за плечо.
  - Эй, друг, не знаешь, где бы мне найти работу?
  Таинственный незнакомец обернулся, посмотрел на норда и вдруг засмеялся, закряхтел своим обветренным ртом, своим простуженным горлом.
  - Надо же! Еще один бездомный, безработный норд! То, что нужно этому городу!
[/hide]

[ruby the undead]

Еще одна спекуляция на тему... спекуляций. Черт с ними, с предисловиями, читайте как есть. Надеюсь, вам понравится. [Что значит: хотелось бы хотя бы одного отзыва на этот [и предыдущий] рассказ. Ну знаете, что-нибудь типа "(не)понравилось"].


Итак, Бравил, приблизительно 20-30-е годы 4-й эры...


Неприметные

[hide]  Молочный рассветный туман заполонил улицы Бравила. Неповторимые ароматы города – гниение, экскременты, дешевый алкоголь – серебристой пыльцой оседали на щеках двух ранних путников.
  Джор – альтмер – прицелился и ткнул самодельным копьем свернутую бумажку. Поднял на уровень глаз, содрал с наконечника, развернул.
  - У Лукреции скидки.
  Он поморщился, отчего узкое лицо стало походить на выжатый лимон. Свиток отправился в большой джутовый мешок за спиной, в четырехколесной тачке.
  - Вечно эти скидки.
  Дэвис – имперец, на две с половиной головы ниже друга-альтмера, да ко всему еще и сутулый – фыркнул.
  - Вечно ты со своим "вечно".
  Каждое утро мусорщики с разных концов города выходили чистить мостовые "чудесной столицы графства", и конечным отрезком их маршрута была улица, ведущая к замковой площади. Уже несколько лет друзья проходили этот последний отрезок вместе, дожидаясь друг друга на перекрестке. Сегодня задержался Дэвис.
  - Я вон, труп нашел по пути, - сообщил он.
  - Труп?
  - Да, с перерезанной глоткой. Вот так, - Дэвис провел пальцем под подбородком. – От уха до уха. Я присмотрелся: кровищи много, и рана уже… как это… запеклась вроде как. Наверное, еще вечером зарезали.
  - И только ты его нашел?
  - Ну да. Уверен. На нем кошелек был еще. Я снял. Наверное, убийцу все равно не найдут. Не знаю, сообщать ли страже.
  Джор вздохнул. Они перешли дорогу, и Дэвис нагнулся над канавой. Стал сгребать в кучу относительно целые бутылки, да несколько рваных тряпок.
  Молча понаблюдав за работой друга, Джор снова вздохнул, потом убрал копье подмышку и вытащил из-за пазухи кусок железа, и стал смотреть уже на него. Он думал. Думал о чем-то малоприятном, тяжелом для понимания, и, может, таком же бесполезном, как вся его жизнь. А Дэвис уже закидывал в мешок последнюю порцию мусора.
  - О, нашел что-то? – сказал он, кивнув на железку.
  - Ага. Наплечник, похоже, - альтмер протянул ношу другу. Закругленный кусок железа, тронутый ржавчиной, с оборванным ремешком и меховой подкладкой. С лицевой стороны - дырка.
  - Наверное, кому-то зарядили стрелой.
  Дырка была маленькой и аккуратной, железо согнулось, будто его ковали ради этого, и, казалось, снаряд прошел навылет.
  - А может и арбалетным болтом. Мой дядюшка торговал всеми этими… луками, стрелами, пока не разорился. Я не рассказывал?
  - Рассказывал, - сказал Джор.
  - А, ну… - Дэвис хмыкнул. Мусорщики прошли дальше по улице, влача за собой мешки на колесиках. Снова нашлась работенка имперцу, и альтмер стоял, таращась в наплечник.
  - Дэвис?
  Дэвис хмыкнул, разгибаясь и загружая в мешок еще кучку непонятной требухи. Работал он голыми руками, и притом никогда их не царапал, и не болел.
  – Дэвис, а как ты миришься с мыслью, что ты – никто?
  Имперец замер. Он постоял, держа неприглядную и вонючую ношу в руках, а потом опустил ее в мешок и пожал плечами.
  - Ну, я это я.
  - Да, но мы с тобой – мусорщики!
  - А, ну, я тут устроился посудомойкой в замок. Да, кстати, все рассказать хотел: там еще хорошенькие горничные работают. Они пока смеются надо мной, но, думаю, где смех, там и…. Женщины, они такие. Я остепениться решил, - заявил Дэвис.
  Джор покачал головой. Имперец закончил дела и двинулся дальше. Альтмер убрал копье в тачку, и шел, размахивая наплечником в свободной руке.
  - Остепениться! Ха! Нет, ты представь. К примеру, этот наплечник. Он остался от воина. Или стражника. Они спасают мир, защищают разных… всех! Не то, чтобы я был рад этому факту, но и меня стражники тоже защищают. Они спасают мир, после них останутся легенды, сказания, - Джор выставил вперед свою ношу, - этот наплечник! А что останется после нас? Чистые улицы?
  Дэвис хмыкнул, и выхватил копье из тачки друга. Этим копьем он ткнул в несколько бумажек (лежащих на стороне альтмера, но Дагон с ним, с этим остроухим!), а потом собрал их прямо в свой мешок.
  - Еще посуда. Знаешь, мытье посуды – оно умиротворяет.
  Джор пожал плечами и вдруг подумал, что не хотел бы видеть посуду, вымытую руками имперца. А потом альтмеру сунули в руку копье, он уронил наплечник, поднял его, и задумался в очередной раз о значении этого доспеха. Он захотел изменить свою жизнь, и вдруг понял, как это сделать. Поймал шанс, который, подспудно, ждал всю жизнь.

  Мусорщики – в процессе выполнения своего долга – часто находили оброненные, выброшенные случайно или с умыслом вещицы. Ценности.
  Владельцы этих ценностей обычно и знать забывали о своей утрате, но бывали и такие, кто давал объявление о пропаже. Или воровстве. Сбыт подобных вещиц мог принести определенные неудобства, но, по счастью, Джор знал Ниленви. Эта данмерка помогала избавиться от неудобств. И платила относительно честно.
  Туман еще не рассеялся, когда Джор нашел ее палатку на рынке. Рабочий день только начинался, торговцы по соседству раскладывали товар и натягивали тенты, убранные на ночь. Данмерка аккуратными движениями помещала дешевые медные кольца на полоску истертого тряпья. Мусорщик брякнул наплечником о прилавок.
  - Что это? – Ниленви выпала из утреннего забытья. – Я же говорила не тащить ко мне весь хлам, - сказала она с нажимом на "весь".
  Джор улыбнулся.
  - Это вовсе не хлам. Ты ведь не представляешь даже, что это.
  Ниленви замерла с парой колец в руке. Нахмурилась, потом наклонилась ближе к наплечнику, дабы рассмотреть на предмет уникальных меток или зачарования. Насмотревшись, кивнула сама себе.
  - Ржавый кусок железа это. Хлам. Даже не пытайся меня надуть.
  Альтмер вздохнул.
  - Это, - он наклонился ближе к ушам данмерки. – Это наплечник Вечного Чемпиона. С больших букв. Герой всего Тамриэля.
  - Да ну. И сколько он, по-твоему, стоит?
  - Герой?
  - Наплечник.
  Джор облизнул губы.
  - Я бы начал с тысячи септимов.
  - Надо же. Ну, тогда я предлагаю обменять его на это кольцо, - Ниленви поднесла к носу мусорщика медную кругляшку, - с пальца самого святого Неревара.
  Джор вскинул брови.
  - Что, правда?
  - Да. Я же сказала, не пытайся меня надуть.
  Альтмер оперся руками о прилавок, и тяжелым взглядом окинул ассортимент.
  - Не веришь… тогда вот что: просто распусти слух о наплечнике, и дай мне потереться тут недолго. Уверен, идио… желающие купить эту… реликвию скоро найдутся.
  Ниленви цокнула.
  - Нет. Я не собираюсь держать тебя с этим куском хлама весь день. Или даже смотреть на этот позор.
  Альтмер поскреб пальцами по крышке прилавка, а потом убрал руки, будто обжегся.
  - Не порть мое будущее, Ниленви, - сказал он со смесью злобы и мольбы в голосе.
  - Испорчу, если соглашусь, олух. Иди домой.
  Джор снова кинулся к прилавку.
  - Нет. Вот что… Ладно. Я пойду домой, а ты просто распусти слух, и дай мой адрес.
  - Тебя же убьют за этот кусок железа!
  - Нет. Я получу деньги и съеду из этой… клоаки Тамриэля! Пишите письма. Не поминайте лихом. Просто пусти слух. Дальше – мое дело, ты ничего не теряешь.
  Ниленви вздохнула.
  - Горе с тобой. Ладно. Только уйди отсюда.
  Сказав это, данмерка вернулась к раскладыванию колец.

  Джор снимал койку на нижнем этаже двухэтажного дома. Хозяин ушел с утра на работу, и альтмер думал, а не стащить ли ему сверху кусок пирога или что-нибудь еще вкусненькое – себе на обед, - но, в конце концов счел воровство ниже своего достоинства. Он как раз спустился с лестницы, когда в дверь постучали.
  На улице стояла миловидная, утонченная, дворянских кровей на вид бретонка. Она шмыгнула носом, и вытерла заплаканные глаза шелковым голубым платком. Шмыгнула еще раз, и провела платком от слезного канала к нежной, молочно-белой щеке.
  - Простите, - сказала она дрожащим голосом. - Разрешите мне, - она указала внутрь, издав очередной всхлип.
  - Конечно, - альтмер отступил и склонил голову, пропуская леди.
  - Я, - она вымученно улыбнулась, указывая на платок, - просто шла и подумала, как, наверное, тяжело вам продавать этот наплечник. Он ведь, наверное, принадлежал вашему отцу и… у вас должны быть какие-то… - она снова всхлипнула, чуть не разрыдалась в голос, но взяла себя в руки. – Какие-то воспоминания о нем.
  В серой, затертой многолетней грязью комнате воцарилась тишина. Джор хмыкнул и посмотрел на наплечник, беспардонно брошенный на стол.
  - Ну, мы с отцом… с дядей, он был мне дядей, - врать, так напропалую. - Мы с дядей были не в лучших отношениях. Так что, думаю, это даже облегчение, что…
  Альтмер закрыл глаза ладонью, пытаясь разыграть душевные муки, и тяжко выдохнул: только бы не рассмеяться.
  - В общем, я только надеюсь, что наплечник попадет в хорошие руки. И, если позволите, глядя на вас могу сказать, что лучшего владельца ему и пожелать нельзя.
  Бретонка проглотила последнюю слезу, скатившуюся по щеке, и улыбнулась. Ее щеки покраснели.
  - Правда?
  Сминая в руках голубую тряпочку, она приблизилась к горе-торговцу, посмотрела в глаза, а потом опустила смущенный взгляд на его рубашку.
  Облизнула губы.
  - Это, наверное, тяжело. Когда почти не видишь родных. Он ведь много путешествовал, наверное. Спасал империю.
  - Э, да… - Джор потянулся почесать висок или сделать еще что-нибудь со своей головой, но рука замерла на уровне талии бретонки. Он вдруг почувствовал сильнейшее возбуждение. – Это… Иногда мне так одиноко.
  Бретонка мягко высвободилась из объятий, развернулась и подошла к столу.
  - Это ведь тот самый наплечник?
  Альтмер не сразу пришел в себя.
  - Да. Именно он.
  Бретонка провела по железу пальцем, а потом оглядела стены.
  - А там что? – спросила она, указывая вверх. – Спальня? А могу я осмотреть дом? – она снова приблизилась к альтмеру и – какой манящий запах от нее исходил! – вопросительно посмотрела. – Ведь здесь бывал Вечный Чемпион!
  Рука альтмера снова оказалась на талии девушки.
  - Спальня, кухня, для вас, миледи, что угодно!

  Свет лился через мутные, засаленные стекла. Золотистые пыльные лучи пробивали спальню с двух сторон. Альтмер по очереди напряг руки, поиграл мускулами на груди и почувствовал себя… настоящим мужчиной.
  Бретонка потянулась, зевнула, обернулась лицом к любовнику, шелестя простынями.
  - Меня зовут Рамона. Эскалье.
  Джор отвлекся от своих мыслей и кивнул, назвав свое имя.
  Оба еще недолго помолчали, а потом Рамона посмотрела на окна.
  - Скоро солнце сядет, - лениво протянула она, и от сказанного в грудной клетке альтмера екнуло. Скоро вернется хозяин!
  От этой мысли отвлекла Рамона.
  Она наклонилась к альтмеру, положив руку ему на грудь, и сказала:
  - Знаешь, такому как ты здесь не место.
  - М?
  - Я сразу поняла. Ты связан с великим чемпионом. В твоей крови… ты рожден для большего, Джор. Ты… тихо!
  Она крепко сжала его мускулистую руку.
  - Внизу, - сказала шепотом. – Кажется, кто-то ходит вокруг дома.
  Альтмер прислушался, но ничего не услышал. А потом раздался стук в дверь.
  "Хозяин бы не стучал", подумал альтмер, а в это время грудь его, казалось, застывала и выделяла холодный пот. Кровь ударила в виски.
  - Наверное, покупатель, - улыбнулся он Рамоне, вспомнив про наплечник. Улыбка получилась вымученной. – Пойду, скажу, что сделка состоялась.
  Он подскочил, сел, натягивая штаны и почти встал, когда бретонка схватила его за руку. В дверь снова постучали.
  - А что, если это бандит? Если он вломится? – полушепотом сказала женщина. Джор состроил гримасу.
  - Не беспокойся, - и он быстро спустился вниз, унимая дрожь в коленях.
  У двери отдышался и только после третьего стука открыл. Увидел старого троллеподобного норда. Из-под каменного лба в альтмера целили два черных глаза. Их взгляд казался… испытующим.
  - Ты один?
  Альтмер проглотил слюну и, едва не обернувшись, кивнул.
 Гость не стал спрашивать: вошел без приглашения
  - Наплечник у тебя? – пробасил он. И, заметив искомый предмет, бросился к столу. – А!
  Норд поднял и ощупал товар.
  - В целости и сохранности. Почти.
  Джор пытался пробиться к собственности, но так и не одолел спину гостя. Выглянул из-за плеча.
  - Осторожней, - сказал он. – Это ведь ценная реликвия.
  Норд стал глумливо хохотать. Не хохот, а утробное гудение! Он обернулся.
  - Железный наплечник, с дырой от стрелы. Так мне сказали.
  - Да, его носил…
  Норд еще раз хохотнул – почти рыгнул, - и обнял торговца за плечо. По-дружески.
  - Знаю я, кто его носил. И даже откуда дыра знаю. И вообще много чего еще знаю, чего даже ты не знаешь. Только когда я покупал его в Двиненне, пять лет назад, то вывалил за него сорок монет при том, что красная цена ему – тридцать пять. Но вот что… - норд убрал руку с плеча альтмера и залез в карман брюк. – Эта вещица для меня что-то вроде талисмана. Она очень дорога мне. За находку я дам тебе семнадцать… пятнадцать монет. И мы не будем звать стражу, и выяснять, кто у кого чего украл. Понятно?
  Альтмер сглотнул.
  - Понятно.
  Гость вложил в ладонь альтмера горсть монет и пошел к выходу.
  - Ты славный малый! – сказал он. Потом огляделся и процедил: - Ты же тут один, да?
  Джор широко открыл глаза – почти в ужасе – и кивнул.
  - Славно. Ну, бывай.
  Норд захлопнул дверь, а горе-торговец осел на стул. Он бросил монеты на стол и закрыл лицо руками, думая, что скажет прекрасной любовнице наверху. Та наверняка все слышала.
  Решив отшутиться, он встал, растрепал волосы и поднялся наверх. К пустой кровати, смятым простыням, и все тем же золотистым столбцам пыли. Рамона исчезла.
  Испытывая смесь горечи и облегчения альтмер, на всякий случай, заглянул под кровать и выглянул в окно. Улица была пустой, только норд шагал в сторону торговых кварталов, и слишком часто для самоуверенного вояки озирался по сторонам.

  Утренний туман почти рассеялся, а Джор все тыкал палкой-копьем в землю, делая решето из очередного рекламного объявления. Простой народ еще – или уже – спал, и потому на перекрестке стояла тишина. Только бумага и трава хрустели, не выдерживая столкновения с острым наконечником.
  Из-за угла на дальнем конце улицы – наконец-то! – появился Дэвис. Он направился к месту встречи, таща за собой тачку с мусорными мешками и по временам останавливаясь, чтобы убрать очередной ошметок с земли. Джор за это время мысленно добил бумажного врага, нагнулся, сгреб его жалкое тельце в ладонь и скатал в маленький влажный шарик. Выкинул в мешок.
  На перекрестке Дэвис остановился и перевел дыхание.
  - Нет, именем Девяти! – сказал он, выдыхая из груди остатки волнения. – Неслыханно! Там, - он кивнул на "свой" район, - еще один.
  Дэвис чиркнул пальцем под подбородком, и Джор, удивленный, даже перестал прокручивать в голове вчерашний день, гадая и выдумывая, как все могло пойти, сделай он то-то и то-то.
  Имперец кивнул с видом "да, все так и было", а потом полез в мешок.
  - Ты представь, - он вытащил средних размеров кусок железа и протянул его Джору. – Такой же, как твой. Только подкладку распотрошили. А так – даже дырка! Может, пару составить? Ты где свой дел?
  В руках альтмера оказался тот самый – он готов был поспорить, - именно тот самый наплечник, который вчера забрал норд. Только подкладка была распорота, а наружная часть заляпана высохшей кровью. Джор оторвался от вещицы и посмотрел на Дэвиса. Прочистил горло. Кивнул в сторону улицы, приглашая пойти, но оставил наплечник у себя.
  - Мертвее мертвых, - проговорил имперец после того как несколько раз пополнил свой мешок. – Его, наверное, еще вечером убили.
  Джор снова отвлекся от бури в своей голове и повернулся к другу, прочистив горло.
  - А как, ты думаешь, его… ну – того?
  Дэвис остановился и прищурился, глядя на альтмера.
  - Это интересный вопрос. Я сам думал, пока шел, - он как-то мигом оживился и тряхнул руками. – Думаю, дело было так.
  - Идет этот громила домой, по уже темным улицам. Чувствует себя, наверное, хорошо, уверен в своих силах, может, рад, что обстряпал какое-то дельце. Может, даже темное дельце. Скорее всего темное. Тут он как-то вдруг замечает, осознает, что за ним следят.
  - Громила оборачивается и достает из-за пояса нож. Свой любимый меч он не взял: решил не отсвечивать лишний раз перед стражей, да и подумал, зачем? Дело верное. А может, он просто в лавку сходил, присмотреть наплечник себе. И вот он стоит, потея, - а в руке нож, - и вглядывается в темноту. Ясное дело: там никого. Глаза скорее сломаешь. Ни души, тихо. Трава, может, шелестит от ветра, и это еще больше страху нагоняет. Будто за углом кто-то дышит.
  - Громила громко смеется, оборачивается, но в последний момент не решается убрать нож. Он просто меняет хват и шагает, стараясь не выдать волнения. Косится по сторонам, пытаясь заметить чью-нибудь тень, услышать шорох, в общем, хоть как-то угадать намерения убийцы.
  - Так он идет, доходит до угла. Волнение потихоньку спадает и тут, - Дэвис рукой попросил друга не перебивать. – Тут сзади его окликают по имени. Громила разворачивается. Никого. Порядком струхнув, он срывается с места и бежит, ноги его подводят и каждое движение дается с трудом. Он вот-вот упадет. И тогда – конец. Но вдруг жертва понимает, что, наверняка именно на это и рассчитывает преследователь. От него ждут побега, так он только быстрее попадет в ловушку.
  - Бедняга останавливается, начинает смотреть по сторонам, ходит спиной вперед, описывая небольшие петли, но показывать нож не решается. Пусть коварному убийце это будет сюрпризом. Да, да! Громила вам еще покажет. Он выживал в ситуациях и похуже. Может, и не выживал, но умирать он точно не хочет. Он верит в свои силы, и даже улыбается в темноту.
  Джор хмыкнул.
  - Опасность подкрадывается неожиданно. Оступившись, громила падает в канаву. Для него это конец: убийца подставил подножку, свалил этого медведя в человеческом облике на спину и теперь только природная ловкость может его спасти! Недолго жертва беспорядочно машет руками в попытке одолеть воздух, а потом понимает: вокруг по-прежнему никого. Зря он струхнул. Все эти оклики были плодом воображения. Негромко посмеиваясь – вдруг услышат случайные прохожие, - громила встает, и отряхивается. Стоит на месте, опираясь на колени руками, переводит дыхание и продолжает смеяться. Потом, наконец, распрямляется, глядит на крыши домов и ночное небо, и делает последний вдох.
  - Рука убийцы хватает громилу за подбородок, а вторая, сжимая кинжал, вычерчивает смертельную рану. От уха до уха. Фонтан крови брызгает в сторону домов, попадает на наплечник, на руку убийцы. Жертва оседает, издавая последние хрипы.
  - Только представь, - сказал Дэвис, возвращаясь к мешку. – Она, наверное, мастер. Но ведь все ошибаются.
  Джор нахмурился.
  - Как это?
  - А! Ты еще не понял, - сказал победоносно имперец, и нагнулся собрать разбитое стекло. Возле таверн всегда было что убирать. Таверна была на стороне Дэвиса.
  - Наплечник, - сказал он. – Если это вчерашний наплечник, тот, о котором я думаю, значит, тебе очень повезло избавиться от него, Джор. Гляди, - он жестом попросил альтмера развернуть наплечник, – там, где подкладка – на железе видны следы чернил. Это похоже на чернила, во всяком случае. Я сам однажды пролил чернила на доспех дяди и… а, ладно. Я думаю, в наплечнике было письмо. Что-то очень важное, может, это касается империи.
  - Выполнив главную миссию, убийца наклоняется над умирающим, и выхватывает из цепких рук наплечник. Его содержание слишком важно. Она слишком долго ждала этой возможности. Нельзя взять наплечник с собой и выронить его где-то по пути, как случилось днем ранее. Позаимствовав нож своей жертвы – им удобнее резать из-за размера, - она вскрывает подкладку и достает пострадавшее, но все-таки целое письмо. Дело сделано! Больше ничего не связывает ее с этим городом, и обошлось это дело относительно малой кровью.
  Джор хмыкнул, выслушав догадку, а потом ухватился еще за одну мысль, отчего едва не замер на месте, но все-таки продолжил тащиться, стараясь не выдать волнения.
  - А с чего, - начал он медленно, - ты взял, что убийца – она?
  Дэвис щелкнул пальцами, улыбнулся, а потом ногой собрал в кучу влажные куски бумаги. Нагнулся и сложил в мешок. Из него же вытащил – за лезвие – нож с окровавленной ручкой и… еще один предмет.
  - Все ошибаются, - сказал он. – Спрятав письмо в декольте, наша дамочка заметила, что рука ее, та самая, с кинжалом, вся покрыта кровью. Вязкой, липкой, и к тому же слишком приметной, если в таком виде заявиться в таверну. От волнения и радости она, возбужденная, достает этот платок и вытирает им руку. А потом – совсем не мастерский жест – она бросает его вместе с наплечником обратно в руки жертвы.
  - Понюхай, как пахнет, - имперец протянул другу кусок голубой, испачканной кровью ткани, и тот взял его. И поднес к носу.
  Джору не нужно было нюхать: платок он узнал и так, но, все же, для вида и как память о прошлом дне, как память о ней…
  Альтмер жадно втянул воздух. Несмотря на кровь и долгую ночь, влажный платок еще хранил запах Той Женщины. Мусорщик втянул его еще раз.
  - Славно пахнет, да? Не говори мне, что это мужской платок, - сказал сутулый Дэвис. – А теперь дай сюда! За помощь следствию мне, глядишь, и заплатят. И будет чем похвастать перед горничными.
  Они уже подходили к месту разлуки.
  - Ничего я тебе не дам, - сказал альтмер. Он смелел с каждым новым словом. А вот Дэвис нахмурился.
  - Эй! С чего это?!
  - С того, дубина… - Джор сделал паузу и перевел дыхание. Он хотел быть убедительным. – С того, что это мой платок.
  И он с хозяйским видом сложил тряпочку и убрал ее в карман. Дэвис наблюдал за этим молча.
  - То есть… - начал он. Мусорщики уже стояли на месте разлуки и – совсем уж мрачные на рассвете – над ними нависали каменные стены замка.
  - Твоя догадка, конечно, хороша, - перебил альтмер, - только ни черта в ней правды нет.
  Имперец сглотнул. Он посмотрел на окровавленный нож в своей руке. На железный наплечник в руке "друга", на его карман, в котором лежал платок. Вздохнув, Дэвис выкинул последнюю улику в мешок.
  - Хорошая догадка была, - усмехнулся он.
  Альтмер, хмурый, кивнул, то ли в знак признательности, то ли просто на прощание.
  - Ну так, - сказал имперец, - я пойду?
  Альтмер снова кивнул, подхватил ручку повозки и развернулся.

  На следующий день они с Дэвисом не встретились. И через день, и еще очень долго старые друзья не попадались на глаза друг другу. Джор все так же выходил по утрам на чистку города, тыкал в бумажки, фыркал на сорванные рекламные объявления. Только в первый день он проторчал на перекрестке больше часа, ожидая Дэвиса, а потом ушел, с горечью поняв, что больше никто не составит ему компанию.
  Впрочем, эта горечь скоро прошла.
  Гораздо хуже, куда горше для понимания было то, что за шелковым голубым платком к альтмеру никто не вернется.
[/hide]

[Horinf]

Что ж, прочитал. Хороший рассказ, хотя я и не вникал в спекуляции, просто читал, как есть, и визуализовал все это.

[ruby the undead]

Спекуляции все на поверхности, и в них можно не вникать. Я альтмера... выписать хотел. Даже, скорее парочку эту. Давно их в голове держал. А спекуляции - в предисловии что - это старая привычка интриговать и... уводить внимание штоле.
Благодарю за отзыв!

[Скриб]

Эмоции шикарно описаны.

[vechislov]

Итак, прочитал "Спасение" неужели. И порадовало то, что все событие описывается не со стороны обычного жителя, или Довакиина, а со стороны человека, который любит драконов. Который готов пожертвовать всем, даже своей жизнью, чтобы увидеть еще одного серебряного дракона. И ему не важно, что он может умереть в пламени или пасти этого дракона. Ему важно просто увидеть его.
gre-M, отличный рассказ.

[ruby the undead]

 Спасибо, Скриб. И vechislov, за Спасение, в смысле за отзыв.

[vechislov]

И vechislov, за Спасение, в смысле за отзыв.

Я понял.

[nihille]

Замечательная тема, сэра gre-M.

Перечитала "Руби", прочла "Шеогората", "Неприметных", "Марионеточного бога"; мне нравится. Хорошие истории - и хорошо рассказаны.
Показалось, в "Неприметных" Дэвис несколько выпадает из образа, когда начинает излагать версию смерти владельца наплечника: его манера речи здесь иная, чем в первом эпизоде, кажется, что слышишь не его, а автора, воспользовавшегося им, как медиумом ). Но не могу сказать, что это плохо, поскольку рассказывает он увлекательно.
Альтмер трогательный; грусть в рассказе подкупающая.

[ruby the undead]

О, спасибо за отзыв. Я, насколько помню, умышленно вывел Дэвиса из образа. В идеале, если рассказ увлек, читатель к тому моменту готов закрыть глаза на такой "ляпсус", учитывая, что соли он не портит. Так что думаю, если никого такой уход не оскорбил, и рассказ принес удовольствие, значит, все вышло даже замечательно.
ps. Злоупотреблять подобным не планирую. ) Еще раз - спасибо.

[ruby the undead]

"Полтора года без апдейта". Хорошее название для мемуаров!
Особенно если ты - форумная темка для фанфиков и по каким-то причинам решила писать мемуары.

Я, тем не менее, почти уверен в собственной реальности и, ну, мясистости, и я определенно "по каким-то причинам" решил заполнить местную темку своим творчеством. Ну, вдруг самиздат упадет. Или меня просто все забудут.
То есть не вспомнят.
То есть, те, кто щас не читает это с выражением на лице "да кто этот чувак вообще такой?".
Неважно.
Пока есть время буду подтягивать все написанное за "более 120 дней" сюда. Чтобы было. Разумеется, читать это не обязательно. Кое-что даже противопоказано.
Неважно. Я просто выложу уже что-нибудь.

Скажем, вот.

Неупокоенные

Спойлер - скрытое:

  Горз пробирался по Даггерфоллу, темному, мрачному, более мертвому теперь, нежели можно было подумать. Шагал, впрочем, особо не таясь, но - держал ухо востро. Дождь крапал на лицо, доспехи: мелкие капли, от которых невольно морщишься, но толком не промокнешь. Идеальная погода для прихода армии.
  Хотя, может, в этот раз не придут?
  "Придут, Горз, всегда приходили", - орк поправил двуручник за плечом, нервно выдохнул, выбросил накопленное волнение. На другой стороне улицы появилась фигура, но тут же поспешила скрыться. Да, никто теперь - во всем городе никто - не осмелится противостоять армии нежити с ее мстительным королем. Королем убиенным.
  Дух Лизандуса носился по сонному, но не спящему городу, требуя: "ВОЗМЕЗДИЯ!", - и с каждым днем подбирал в свою злобную когорту новых сторонников. "ВОЗМЕЗДИЯ!".
  От крика этого вставал дыбом и застывал каждый волосок, каждая клеточка тела. Однажды Горз на деревянных ногах успел нырнуть в проулок, в засыпанную стеклом и объедками канаву, спасаясь, да так и остался лежать до промозглого и серого рассвета, слушая, как скелеты и зомби со скрежетом влачат свое оружие по мостовой, как ищут, разоряют и требуют...
  ..."ВОЗМЕЗДИЯ!".
  Возмездия... Значит, есть кому отвечать за это.
  Даггерфолл озадачил орка и притом не обещал быть дружелюбным, платить или хоть как-то способствовать разгадке преступления. По правде, орк сам себя озадачил, сам решил отправиться в путь. Среди сородичей он славился умом, - редкость! - и часто занимался расследованиями. Ужас Даггерфолла, гремевший на весь залив и дальше, - очередное испытание, а люди с их знатью, интригами, с их цивилизацией...
  "Что же!".
  Орк на ходу посмотрел по сторонам, отер намокшие брови, скривился как-то уныло и пожал плечами - в такт мыслям.
  "Бывал в местах и похуже!".
 
  Маргрет почти не следила за порядком. Книжные стопки занимали кучу места на полу, на стульях и даже в тесной кухоньке, переделанной под лабораторию; месяцами лежали, собирая пыль, пока не понадобятся хозяйке. Столы - даже вне кухни - забросаны травами, обрезками костей, рогов и всякой не пойми какой всячины, пол усыпан примерно тем же: остатками, крошками, - после ритуалов и экспериментов. Орк наблюдал за девушкой (Маргрет, с ее мальчишеской фигурой и короткими, всклокоченными волосами, светлыми, почти белыми, выглядела не по уму красивой, молодой), - наблюдал, сидя на помятой кровати.
  Ведьма, кутаясь в черную накидку, разжигала свечи на окнах. Где-то в углу, постукивая хвостом о деревянный пол, прятался Безухий: средних размеров пес, домашнее животное хозяйки. Иногда раздавался скулеж, но - никаких звуков снаружи.
  - Придется отложить до утра, - сказала женщина, глядя на свечу в руках. - Сегодняшний дух - из проклятых. Думаю, мы уже близко.
  Орк прочистил горло.
  - Ну, раз близко, так чего тянуть?
  Даггерфолл не жаловал его сородичей. Знать попросту отказывалась говорить, охрана хваталась за оружие, а простые люди, одно время казалось, готовы разорить скромное убежище детектива при любом удобном случае. Лишь позже, видя бездействие и беспомощность власти, "низы" стали поглядывать на героев-добровольцев, даже орков, если не с благодарностью, хоть с уважением. Они устали бояться. И не хотели терять надежду. Через какое-то время - Горз тогда уже познакомился с Маргрет - отношения с ближайшими соседями удалось наладить до дружеских. Двери замков, правда, любовь простонародья не отпирала.
  Маргрет, она тоже была из "пришлых", предложила пойти в обход. Сильно и опасно в обход. Ритуал, предложенный ею, позволял подглядеть события убийства. Древняя магия, секреты шабашей - и одна загвоздка: надо было знать хоть одного свидетеля.
  - Я не стану трогать короля, - ответила ведьма на резонный вопрос орка в тот далекий день. - Это слишком... я... - она хмыкнула и пожала худыми, немного сутулыми плечами, выбирая подходящую фразу. - Нечего тревожить его память.
  Теперешняя Маргрет ответила примерно то же:
  - Думаешь, они не чувствуют, как ты роешься в их... В памяти их тел? Ты прошел по большой цепочке и... - она замолчала. - Он придет сюда ночью и кто, думаешь, будет отбиваться? Я не всесильна.
  Горз кивнул, сделав выводы скорее из недосказанного.
  - Но я-то, похоже, обречен?
  Ведьма поджала губы и подошла к камину. Взмахом руки зажгла костер под котелком. Собака снова заскулила, но за окном шумели разве что ночные птицы, падальщики, предчувствующие очередной пир.
  - Скажи, зачем ты ввязался в это? Сидел бы в своих горах... - девушка подлила воды из ковша, а потом обернулась в поисках подходящих для чая трав. Орк громко хмыкнул.
  - Тебе следовало предупредить меня, знаешь ли...
  Маргрет насыпала в котелок несколько щепоток ингредиентов, орк приметил игру теней на ее лице, отблески пламени в глазах. Девушка повела головой.
  - Так зачем? Мне вот сердце разбили. Не знаю теперь, для чего живу, кому нужна...
  Ох, эти женские бредни. Горз едва не фыркнул. А потом задумался над ответом. Припомнил последние дела, все ужасы, которые видел, несправедливости. Все, что сам претерпел, стараясь помочь. Он будто выпал в прошлое, - нет больше тесной неуютной комнаты и мрака за окном! - потом очнулся.
  - Я просто убиваю время.
  Закипел чай. Хозяйка дома разлила его по кружкам и принесла к ночному столику; поставила, а сама пристроилась на кучу книг. Оперлась подбородком на руку и посмотрела в глаза гостя.
  - Вот видишь, - сказала она. - Ты был обречен задолго до встречи со мной.
  Заскулил Безухий, заколотил хвостом по полу, а снаружи зашумела нежить. Далекий топот, вскрики еще живых, заплутавших несчастных, и среди всего этого король, требовавший единственной важной для него вещи.
 
  Он бежал, сжимая в руке что-то твердое, еще теплое и липкое. Зацепил плечом промокший за ночь ствол дерева, только удара не ощутил. Запинаясь и восстанавливая дыхание, побежал дальше. Когда же закончится лес?
  Гийом, вернее, орк глазами некоего Гийома, посмотрел вниз, на свою ношу. На только что отрубленную руку, наполовину разжатую, кровоточащую, все еще теплую, такую важную руку. Очень важно сберечь ее, и еще очень важно выжить.
  Но зачем?
  Гийом, выдохшийся, завернул за ближайший ствол, облокотился и, цепляя спиной короткие сучки, сполз на землю. Горз в его теле попытался сориентироваться. Короля рядом совершенно точно не было, а, возвращаясь памятью на короткое время назад, орк видел только, как нагибается, уворачиваясь от шквала ударов.
  "Предатели!".
  Орк (в чужом теле) нагнулся, поднял столь важную руку с кольцом-печаткой (в этот момент Гийом проглатывал собственные слезы - и скорбь), осмотрелся напоследок, и бросился наутек.
  Он должен, просто обязан вернуться и рассказать о предательстве, о вероломстве. За что? Его король был хорошим человеком. Знал, как жить. И вот - когда замаячил призрак спокойного будущего - заслужил он такое? Гийом зашелся в рыдании, захваченный мыслями о смерти, а в этот момент погоня уже вышла на его след. Уже над самим беглецом витали тени.
  Бретон отер глаза, встал - слишком поздно - и бросился напролом. Для того лишь, чтобы получить стрелу под лопатку. Горз в сознании мертвеца старался игнорировать горечь, обиду и отчаяние. Он рылся в памяти, перебирал имена и лица, и - нашел одно.
 
  - Я никак не возьму в толк, - орк потирал морщинистый лоб, кожа саднила от бессонной ночи. - Каким образом он делает это? Как привязывает к себе души?
  Маргрет, тоже не спавшая, после ритуала чувствовала себя вконец измотанной. И все же нашла сил ухмыльнуться.
  - А как же виновник? Мы должны вычислить убийцу, разве не так?
  Орк надолго задумался. Почти погрузился в желанный сон, а потом тряхнул головой.
  - Убийцы... наверняка были подосланы. Я помню, то есть, дух того солдата помнит лица орков и бретонов в какой-то нейтральной униформе, мысли о предательстве. Чтобы из этой канители вычислить нужное имя понадобится... вечность! И цепочка, в несколько раз длиннее уже пройденной. Нет...
  Орк снова замолчал, прикрыв ладонью глаза. И снова тряхнул головой.
  - Но завтра утром я попытаюсь понять, как он это делает. Как... - он задумался и перескочил фразу. - А если я не пойму, ты мне растолкуешь. Возможно, получится замедлить, остановить эти шествия, возможно незачем искать убийцу, - Горз тяжело выдохнул. - Возмездия... все хотят возмездия!
  - Он не хочет, - ведьму будто веселили слова компаньона, - он требует.
  - Да. И незачем ему потакать. Подобных трагедий тысячи, сотни тысяч и он - не особенный.
  - Он же король, - возразила девушка.
  - Да хоть... Ах! - орк поднялся, пошатываясь, и направился к двери. - Установи связь с тем именем, что я сказал. Оно будет последним. Завтра... утром, - сказал он и вышел, хлопнув дверью.
  Безухий, сидевший в ногах своей хозяйки, проводил гостя безучастным, усталым взглядом. А потом снова уставился в пустоту.
 
  Следующий день не задался: орк не пришел с утра, и Маргрет, нервная, давно готовая к ритуалу, прождала его до самого вечера. Солнце уже клонилось к закату, окрасило небо в розово-пурпурный цвет, когда Горз распахнул двери. Безухий от неожиданности залаял. Ведьма усмехнулась: к этому времени она решила, что компаньон струхнул. Или даже погиб.
  - У нас мало времени, сказала она. Где ты был?
  - На кладбище. Ты в курсе, что могила короля пуста? Они так и не нашли тело.
  - Разумеется, - бросила ведьма. Она удивилась, как этот факт прошел мимо орка за все время.
  - А вот могилы рядом... - детектив будто и не обратил внимания на реплику девушки. - Разрыты. И лица этих мертвецов, их эмоции, маски... Что Лизандус прячет за своей смертью? Какое проклятье он бросил напоследок?
  "Не может быть, Горз, что виной всему простая боль. Жертвы предыдущих "дел" тоже страдали. Должны они восстать? А сам я - имею ли права требовать возмездия - за все, что пережил?".
  Ведьма пожала плечами, а орк посмотрел ей в глаза и сделал вдох.
  - Давай начинать.
 
  ...Он лежал на кровати несколько часов. Хмурился, потел, слегка дергался, а потом - открыл глаза. Сел, свесил ноги и посмотрел на ведьму - не видя, не узнавая. Глубинные, мрачные мысли отразились в его лице.
  - Ну конечно, - сказал он. - Разве нет во всем этом правды?
  Маргрет, потеряв терпение, схватила орка за плечи и растрясла.
  - Ты узнал? Что же там? В чем секрет?
  Орк высвободился, отвернулся и посмотрел в окно. Солнце давно зашло, тьма правила на улицах Даггерфолла, тьма и мертвецы. Горз, будто распознав среди криков зов, поднялся и выскочил на улицу. Ведьма - за ним. Только Безухий остался внутри, не в силах побороть страх.
  - Стой! - кричала вслед воину ведьма, привлекая ненужное внимание. - Стой! Я не всесильна!
  Горз не слышал. Он вытащил из-за спины двуручник и, преодолевая кварталы быстрым шагом, стал рубить пока что одиноких, случайных умертвий.
  Рубил жестоко, безжалостно, слепой в своих желаниях, охваченный сознанием правоты, увидевший...
  - Лизандус! - громко выкрикнул он в толпу, ведомую бестелесным духом. Нежить уже заполнила улицы, но нападать не торопилась. Ведьма встала позади орка - на безопасном расстоянии, - накрыла голову и стала наблюдать.
  - Лизандус!
  Бестелесный дух, отчего-то сутулый, повернулся и глазами, полными жаркой злобы, посмотрел на безрассудного ночного ходока. Опережая толпу, король, со свистом рассекая ночной холод, приблизился, остановился на расстоянии вытянутой руки и - еще раз взглянул.
  И орк увидел.
  Да, как в тот раз, в момент убийства, который теперь и в его памяти. В глазах короля были боль, гнев, и безудержное желание обрести мир, покой - загробные эквиваленты счастья. Лизандус глядел на орка так же, как в момент убийства, сверлил зрачками душу, будто признавая беднягу за своего.
 
 
  ...Кольцо нежити медленно сужалось. Раздавалось карканье птиц, скрежет ржавчины о землю и рык живых мертвецов, похожий на бесконечную отрыжку. Маргрет не осмелилась окликнуть компаньона в последний момент и теперь с горечью и ужасом смотрела, как нежить расправляется с Горзом и как тот молчаливо, покорно принимает смерть.
  Она, ведьма, не оставит попыток узнать тайну короля, найдет способ привязывать к себе умы и души, сколько бы соратников ни понадобилось обмануть, сколько бы чар ни понадобилось наложить, чтобы остаться молодой, а вот орк... Горз был обречен задолго до их встречи. Он, увидевший боль и гнев, поддавшийся, ведомый жалостью к себе, обречен теперь бродить один, хоть и в толпе, с изорванной и подгнивающей кожей. Обречен влачить свой тяжелый двуручник, искать жертв и, как многие, требовать - за предательство или несправедливость, за одиночество или неразделенную любовь, за отобранный покой или украденное счастье, за каждую хоть сколько-нибудь важную мелочь, - требовать возмездия.

[ruby the undead]

"Подновлюсь" старым конкурсным рассказом.
Кто-нибудь еще сюда заглядывает?
Если не читали: впереди немного юмора.

Как не пробудить Древнее Зло

Руководство для чайников

Спойлер - скрытое:

Написано профессором синистроказуистики и мракологии кафедры вечных проклятий Университета Магических Таинств Имперского Города, почетным придворным магом замка Скинград, д.м.н. А. Бемолли.

Человек, знакомый с даэдрологией и паладиннамикой может задаться уместным вопросом: с чего бы написанием подобной книги заниматься синистроказуисту? И сядет в лужу, ведь ни один порядочный синистроказуист – история так сложилась – не представится немытому деревенщине самим собой. Для них он всегда колдун – или паладин.
Так что с вашего позволения продолжу эту книгу, посвященную молодым людям с неверными представлениями о науке и магии на всем постимперском пространстве, и перейду от долгих скучных предисловий к делу.
Ниже представлен список правил, важных для соблюдения, если вы или ваши знакомые столкнулись с неким древним злом, заточенным и обреченным на долгий беспокойный сон где-нибудь в глубине вашего подвала, полей или укромной контрабандистской пещерки. Список представлен по нарастающей. Если каким-то образом не удалось выполнить правило номер один, смотрите правило два, и так далее.
Пожалуй, это все, что вам нужно знать. Приступим.

Правило 1.

Не изучайте грамоту и правописание.

Правило 2.

Если каким-то образом вам или вашим почтенным родителям захотелось избавить вас от доли неграмотного уборщика навоза, и значение букв и цифр с трудом, но все же далось вам: поспешите убраться с глаз долой из любимой деревни.

Правило 3.

Если вы все же остались на насиженном месте, не становитесь важным – вроде кузнеца или лекаря – человеком в деревне.

Правило 4.

Постарайтесь хотя бы жениться и завести детишек.

Правило 5.

Раз уж вам так приспичило взяться за молот, не спешите, узнав о древнем проклятии вашего рода, браться за перо и писать обстоятельное письмо в гильдию, коллегию или прочее более-менее организованное сообщество магов. Они могут отнестись к вашему письму со всей необходимой, по их мнению, серьезностью и…

Правило 6.

Прислать подающего надежду новичка с ответом, гласящим: податель сего и есть лучший из всех борцов с проклятиями на территории вверенного сообществу королевства.
В этом случае, ни при каких обстоятельствах не называйте гостя безусым юнцом, и не задавайте издевательских вопросов, как то: "тебя хоть чему-то учили в твоей гильдии, а?".
Вы можете уязвить чувства бедолаги и даже хуже: задеть профессиональную гордость.

Правило 7.

Он, конечно, признается, что изучал иллюзии, но заявит, что самый ни на есть осязаемый борец со злом.
В этом случае можете вздыхать, утирать потный от негодования лоб, можете даже поплакать и смириться с поражением и грядущей смертью, но – не рассказывайте историю родового проклятия внушающему доверие молодому человеку.
Крайне не рекомендуется признаваться, что ваш пра-пра-пра-пра-прадед когда-то ценой собственной жизни заточил древнего вампира в заброшенной шахте у выхода из деревни, и вот пришло время вашему поколению исполнить долг и обновить чары.
Если не иначе как по наваждению данная информация выскочила из вашего болтливого рта, не сообщайте так же, что маг, знающий стандартное заклинание сдерживания чар, окажет несоизмеримую помощь в проведении ритуала.
Ведь этот самый маг очень кстати подметит, что как раз недавно изу… с ностальгией вспоминал это простое и первое в его жизни заклинание.
Пусть он в душе даже понятия не имеет, о чем речь.

Правило 8.

В случае подозрений – и вообще из предосторожности – совсем не нужно вести "специалиста" среди ночи к месту заточения вампира.

Правило 9.

Все может пойти наперекосяк.

Правило 10.

Например, окажется, что капля крови на камне и неразборчивые, сбивчивые, заикающиеся повторения " N'Gasta! Kvata! Kvakis!" могут пробудить древнего вампира от сна, навеянного тяжелейшей меланхолией и усталостью от жизни, которую необходимо в себе поддерживать, чтобы…

Правило 11.

Даже если все члены сковало страхом, и отказались работать мозги (а они, очевидно, простаивали уже давно, если вы дошли до этого места руководства), постарайтесь не внимать грустной, проникновенной истории одинокого вампира, чья жизнь сложилась отнюдь не так, как надеялись его почтенные родители.
Может выясниться, что ваш пра-пра-пра-пра-прадед был могучим некромантом, а вампир – его лучший друг – в тяжком бою сумел одолеть нечестивца, после чего принял проклятие Молаг Бала, ибо никто другой не мог подобающим образом защитить внешний мир от дикого, неостановимого зла. Да и кому в наши дни можно доверять?

Правило 12.

Не подавайте виду, что поверили, и уж тем более…

Правило 13.

Не вступайте в диалог.

Правило 14.

Может выясниться, например, что раньше, для поддержания защиты, вампиру достаточно было втихаря украсть пинту крови ничего не знающего наследника некроманта. Все познания кузнеца о проклятии, и даже сам их искаженный вид будут списаны на ментальный сомнамбулизм заключенного.
Верить или нет, не важно: в этой главе вы уже не контролируете развитие событий.

Правило 15.

По результатам беседы непременно выяснится несколько вещей:
А) Защиту необходимо обновить сей же ночью.
Б) Понадобится кровь самого юного наследника злодея.
Вы можете заметить, вы – мужлан с окладистой бородой, - что ни жены, ни тем более детей у вас нет, но в этом случае вампир порекомендует вам как можно скорее соблюсти правило номер четыре.
Автор данного руководства так же рекомендует как можно скорее соблюсти правило номер четыре. Если не ради себя, так хотя бы в целях защиты мира от древнего и ужасного зла.

Правило 16.

Соглашаясь с указаниями вампира (а в этой главе вы так же не контролируете ход событий), постарайтесь отвадить мага-неофита от дальнейшего путешествия: он ведь непременно пойдет за вами – из чувства долга, из вежливости или, что хуже всего, из любопытства.

Правило 17.

В этой главе вы, скорее всего, тоже будете лишь посредственным участником действа. Ментальный сомнамбулизм некроманта примется за вас с новой силой, понукая сойти на кривую дорожку, а вампир, выдавливая кровь из пореза на руке в ритуальную чашу и облизываясь, будет успешно сопротивляться своим – и вашим – соблазнам вопреки всем вашим мучениям.

Правило 18.

Как только ритуал закончится, даже если вы на пределе моральных и физических сил, да еще и рядом с вампиром – мастером магических иллюзий всяко лучшим, нежели подающий надежды новичок гильдии, удостоверьтесь, что ничего не забыли и не упустили. Ритуал прошел успешно, только праздновать еще очень рано.
Вампир может внушить вам, что юный маг принял самое живое участие в ритуале, но – увы! – скончался от ран. Вам так же настоятельно порекомендуют написать об этом обстоятельное письмо в коллегию, гильдию или другое более-менее организованное сообщество магов.
Постарайтесь сопротивляться внушению.

Правило 19.

Ведь в противном случае вы просто уйдете в предрассветную деревню, а вампир будет наблюдать за вами, держа несчастного и холодного от ужаса неофита за плечи. Когда вы почти скроетесь, кровопийца наклонится к уху мальчика и лизнет его своим мерзким, наверняка раздвоенным языком.
Влажным шепотом он пообещает мальчику вечную жизнь.
Постарайтесь не терзаться до конца дней своих чувством вины.

…Правило 20.

Если вам не повезло, и вы – полноценный, грамотный уроженец крупного города, к тому же не без магических талантов, постарайтесь не ввязываться в истории с пробуждением древнего зла.

Правило 21.

Иначе: никогда не пишите инструкций и руководств, основываясь на горьком личном опыте.

Правило 22.

Впрочем, возможность описать собственный горький опыт может говорить об изрядном везении.

Правило 23.

Везение, с другой стороны, не всегда гарантирует спасения.

[NAVYgator]

Забавно!

в этой главе вы уже не контролируете развитие событий.

А почему говориться о "главе"?
ИМХО: "На этом этапе...", "На этой стадии..."

[ruby the undead]

О, спасибо!

А почему говориться о "главе"?
ИМХО: "На этом этапе...", "На этой стадии..."

Можно и просто "здесь". На самом деле, у меня ж "правила", а не "главы", "этапы" и "стадии", так что замена будет семантически равнозначной. И, пожалуй, не совсем уместной.  Так что, ну, "глава" по мне выглядит немного - совсем немного - уместней в данном контексте. И - благозвучней.

[ruby the undead]

Всем привет, с вами снова я.
На конкурс на тему "Спячка", зимой, написал я "Холодный пот новой жизни". Вышло не очень удачно: из-за ограничений по объему и стараний влезть в тему. Так что позже эту "вещь" я перечитал и решил - чего-бы нет? - исправить/дописать. Извлечь больше, хм, мозга из, так сказать, костей. Изменил концепцию, название и, собственно, предлагаю вниманию.
В конце концов многомировая интерпретация, например, предполагает, что если чего-то не случилось в нашем мире, оно произошло где-то еще.

Пыль прошедшей бури

Спойлер - скрытое:

- Что за история с вашим отцом?
Под навесом небольшой террасы у одного из трактиров Альд Велоти сидели четыре данмера: женщина, одетая как изгой-кочевник, короткостриженый мужчина в костяной броне и с блестящей серьгой в ухе, и двое других, бритых наголо солдат сопровождения, выделенных домом Редоран. Лица последних двух казались угрюмыми.
Данмер с серьгой старался выглядеть дружелюбным, располагающим, но глаза его смотрели на женщину холодно, открыто и настолько бесстыдно, что заставляли вспомнить, почему некоторые альтмеры до сих пор называют их народ "проклятым племенем".
Полчаса назад двое вояк - они устроились не за столом, а несколько позади третьего данмера - пришли к Мельвис – девушке - и пригласили на беседу к… "служителю храма", так его назвали. Сам "служитель" назвался Хелвуром Тарези, экзорцистом Храма Трибунала, и, после скорых заверений об обычной инспекции, перешел к обсуждению слухов о семейных проблемах женщины.
Так что Мельвис ожидала последнего вопроса. Ожидала, и все же ответила не сразу. Отвлеклась: с террасы открывался вид на море, а погода была ясной (хоть и поддувал прохладный ветер), и трудно было поверить, что на этой земле еще год назад бушевал мор. Женщина заметила это вслух.
Хелвур, Индорил, приехавший уже после свержения Дагот Ура, усмехнулся, сделал короткую паузу, а потом подался чуть вперед:
- Будьте добры поведать нам о вашей семье.

Какова же история семьи Далвеллу?
Отец Мельвис, Ранос Далвеллу поддался проклятию.
Мор принес ему безумие, шепотки о величии забытого Дома, едва различимые в стонах умирающих от божественной болезни. Сны, полные ужаса, разврата и безмерного обожания к единственному устроителю пиров для грешников – к нему, величайшей жертве обмана за всю историю, ко златолицему Дагот Уру.
История Раноса Далвеллу - история сотен, может, и десятков сотен данмеров.
Мельвис рассказала, как начиналось безумие. Слуховые галлюцинации, будто кто-то зовет его по имени, потом – ночные бдения, разговоры с невидимками, беспамятство, усталость, разбитость, агрессия. Под конец Ранос грезил наяву, и это едва не привело к катастрофе, к убийству дочери – защитницы нвахов (защитницы ли?). Им советовали съехать, но девушка, связанная торговлей с эшлендерами, не могла позволить себе менять жизнь, да и средств ее, учитывая положение отца, не хватало.
Вот-вот, и она решилась бы на такой шаг, но – грянуло спасение. Дагот Ур побит, мор спадает, ясное небо над головой и, наконец-то, настает финал кошмарной спячки ее народа.
История Раноса Далвеллу могла бы закончиться с историей сотен других. Но не закончилась.
Мир в его сны вернулся только на время. Не сменилось и луны, как однажды он проснулся, холодный, мокрый, громко дыша разинутым ртом. Мельвис поняла: это не то же самое, теперь он помнит; знает, что видел. Отец стал избегать ее, молчал о кошмарах, но по обрывкам ночного бреда девица догадалась: Красная Гора вновь завладела его умом.
Как и раньше, он изменился в поведении. Бесконтрольная агрессия сменилась осознанием и боязнью себя, переходящей в бессильную ярость.
- Довольно, - Хелвур прервал женщину, когда понял, что о новых симптомах та много не расскажет. – Я хочу побеседовать с вашим отцом.
Мельвис поджала губы и сощурилась.
- Я должна подготовить его. Неизвестно, как он воспримет вести о Храме…
- Вот этого, - прервал экзорцист, - делать не стоит.

Он оставил Мельвис у входа в дом, приставил одного эскортера; сам же, с другим, вошел. Спустился в подвал, разделенный узким коридором надвое. Старик ютился в комнате слева; на двери висела занавеска. Места внутри хватало на кровать у одной стены, импровизированную клумбу, освещенную желтыми лампами у другой, и пару шагов между ними. Еще прикроватный столик.
Видимость порядка таяла, стоило присмотреться: кусочки земли и крошки на полу, сальные следы на истертом сером ракушечнике, грязные простыни, и неубранная посуда: безумец, видно, старался не покидать пристанища. Сейчас он ковырял ножом землю в одном из цветочных горшков. Изможденный, сухой и тщедушный данмер с колючим инеем щетины на лице и на удивление мирным взглядом.
Хелвур повел рукой, закованной в перчатку с чарами поиска магических предметов. Адепты Шестого Дома нередко подбрасывали жертвам артефакты: статуэтки и прочие безделушки, пагубно влияющие на разум. Тут – ничего. Какой-то оберег под кроватью, но его чары, по всему, служили для защиты.
Старик, заметив гостя, вздрогнул. Экзорцист поспешил извиниться за неучтивость, поклонился и представился как служитель храма: ни к чему уточнения. Ранос, к тому же, ни на йоту не поверил. Тарези объяснил, что каноников очень заботят беды паствы, а случай семьи Далвеллу и так слишком долго проходил мимо их глаз.
- Я говорил с вашей дочерью, - сказал Хелвур, вглядываясь в реакцию отца семейства: сбывались его самые неинтересные догадки, но виновников надо было еще вывести на чистую воду. Он, слуга Троих, не мог, как простой рубака, уничтожать ересь на корню. Нет, вера – другая материя. – Скажите, какие сны вас терзают? Не зная их, я не смогу помочь.
Увидев, как старик замялся, гость добавил:
- Речь о вашей жизни. Храму не хотелось бы терять его верных почитателей.
Ранос поджал губы.
- Что ж, если вопрос так стоит, я скажу.

И он поведал свои сны.
Он видел людей, видел златолицую женщину: играл с ней в пустыне. Она говорила: "буря прошла, но песок не осядет никогда", и вместе они копались в этом песке, извлекая обломки посуды, украшения и кости (и женщина говорила "вот кости врагов наших"). Раскаленной лавой вливались ему в уши голоса, шепотки о великом предназначении данмеров…
- Снилась только женщина? – Хелвур старался говорить будничным тоном. Слушая, он обходил комнату, и попутно исследовал ее на попытки скрыть магическую деятельность.
Старик замялся. Он покраснел бы, будь его бледная кожа и стылая кровь еще способны выдавить хоть каплю румянца.
- Были… и другие. Как раньше. Мы…
- Предавались разврату? – стоило, конечно, заставить Далвеллу самого произнести это, но экзорцист решил подстегнуть процесс. Какое-то внутреннее чутье подсказывало: ситуация вот-вот уйдет из-под контроля.
Ранос кивнул. До мора (говорили доклады) он был верным последователем Трибунала, набожным человеком и, возможно, теперь ему только и нужен был толчок, чтобы раскрыться. Он будто хотел покаяться за свои сны.
- Мне… неловко говорить, - сказал он.
- Полно, - Тарези поднял руку. Он стоял у кровати и вдруг наклонился к полу, сунул руку под кровать и вытянул за цепочку амулет. – Для чего это?
Ранос вскинул брови.
- А? Это? Для защиты разума. Я стараюсь прятать… - он осекся.
Хелвур, глядя на оберег, ухмыльнулся – едва заметно.
- …его подальше, чтобы хоть как-то защититься?
Он подбросил оберег в руке, поймал, поднес хозяину дома, и вложил в свободную руку.
- Не волнуйтесь. Храм спасет вас. Поможет вашей семье.
Ранос опустил глаза. Липкая слюна связала ему губы.
- Ведь она моя кровь. Я… подвел ее, да?
- Нет, вы поступили правильно. Прошу теперь: пойдемте с нами. Здесь, сейчас, вам не место.
- Да, да.
Старик кивнул, молодой данмер уже развернулся, но тут же получил удар в плечо: в сочленение доспехов. Грязный столовый нож для работы в клумбе сломался, часть лезвия отлетела в лицо экзорцисту, а остатки, все-таки пробив защиту, вошли в тело.
Хелвур услышал крик безумца. "Индорил!" или что-то такое, но всего не разобрал. Он среагировал как и любой солдат: вынул кинжал из-за пояса и вонзил в брюхо неприятелю.

Мельвис изучала шероховатую тень от камешка – на шероховатом тюремном полу. Как подошел гость она не слышала.
- Все-таки, - сказал Хелвур. Он стоял, подтянутый, собранный, пусть и с перевязанной рукой. Стоял и смотрел будто бы на тот же камешек. Лицо его выражало мрачное торжество: сродни выражению в первую встречу. Тусклые тюремные огни выхватывали из сумрака уже не данмера, демонического дремору, палача.
– Что за история с вашим отцом?
Данмерка отвела взгляд – на стену, а там терраса, яркое солнце и свет, и трудно поверить, что на этой земле еще год назад…
- Он догадывался. Но боялся признаться. Почему?
Девушка вздохнула.
- Но ведь ясно, что дальше случится. К чему ворошить прошлое?
Хелвур хмыкнул. И сказал полуправду.
- Вас обвинят в ереси. Знаете, что ждет еретиков? А вот другая, правдивая версия, могла бы многое изменить.
Мельвис задумалась. Вздохнула, скривила губы, едва не заплакав, и поведала версию, может, не слишком правдивую, но возможную.
Возможно так случилось, что безумие отца стоило Далвеллу всего: состояния – на лекарства, здоровья – на бесконечные бдения.
- Может, - она сделала паузу и напряглась. Тарези разглядел дрожащие руки. – Может, он и более ужасные вещи делал под влиянием Дагот Ура. А потом раз, - она вздохнула, выпустила из влажных губ тихий стон, и на пепельного цвета щеках появилась влага, - и он забыл. Все забыл. Очистил совесть.
Экзорцист подавил желание сесть рядом, на пол – по ту сторону решетки. Устоял, но на миг ощутил тяжесть в коленях. Открыл рот задать наводящий вопрос, но не успел.
- Я не могла позволить ему. Он должен был вспомнить. Чистое небо ведь – просто сказка. Бури, может, и проходят, но песок… песок будет оседать вечно.
Тарези вставил:
- Интересное замечание.
Он начинал понимать, в чем дело.
- И вы… не хотели его смерти?
- Нет. Да. Не знаю. Он – мой отец. И он… болел. Он должен был вспомнить – и сам решить, что делать.
- Вот как? И вы взяли это, - данмер вытащил из-за пазухи амулет и покачал им в воздухе, держась за цепочку.
Мельвис различила звон и подняла голову.
- Вы догадались.
- Только один вывод, - бросил наугад экзорцист.
Мельвис кивнула.
- Гипноз. Научили кочевники.
Тарези состроил ухмылку.
- Разумеется. Заклинания оставляют следы.
Он помолчал, потом спрятал амулет и развернулся на каблуках.
- Что же, мне пора, - сказал он – и вдруг щелкнул пальцами. – Только еще кое-что…

Ночной воздух после казематов был особенно свеж, прохладен, приятен. Стрекотали сверчки, а где-то за городом выли дикие никс-гончие. Две луны выдавливали темноту из воздуха, и в их призрачном свете Мельвис видела небольшую полянку, и стены домов, и свернутые на ночь тенты рынка, и – совсем далеко – морские волны, блестящие загогулины среди черных глубин.
Ей в другую сторону.
Экзорцист был добр, по-своему добр, предложил – вместо смерти – покаяться, поведать историю о гипнозе и отце, о темном влиянии Дьявола, и тогда Храм примет ее в свое лоно, и Мельвис наконец замолит грехи: получит шанс обрести покой.
Никогда не осядет пыль, песок, поднятый Бурей.
Мельвис знала это, и не хотела ни умирать, ни влачить жалкие дни под сочувственными и презрительными взглядами благочестивых каноников. Эшлендеры, не склонные осуждать и вникать в твое прошлое, куда лучше. У них она сможет пожить, ее примут, ведь принимали как торговку, и учили, и общались, и… лучшего варианта все же не было.
Мельвис осмотрелась еще раз. Прислушалась, не проснулся ли кто, не решился на погоню?
Чисто.
Накинув капюшон, рванула в сторону от моря, по знакомым с детства подворотням.
Выходя из проулка у самых ворот, зацепилась за что-то плащом. Плащ увлек за собой, данмерка не окончила шаг, уселась на пыльную дорогу, ссадила себе ладони.
Из-за спины вышел данмер, предложил руку на перевязи в качестве рычага. Делать нечего: она поддалась, оперлась, подскочила – и налетела на кинжал, зажатый в свободной руке.

В этот раз не надо было реагировать, он все подготовил, умудрился даже вычислить маршрут побега.
Опуская беглянку на землю, Хелвур заглянул в ее глаза. Бесстыдно, с выражением торжества: как демон, и разве такие могут служить храму?
- Я дал вам шанс, - полушепотом сказал экзорцист. – У вас был шанс.
Мельвис хотела ответить и не смогла: из горла вышел несвязный хрип.
Дыхание данмера – и воздух вокруг - сделались вдруг жаркими.
- Ваше замечание, по поводу пыли, - сказал он, торопясь, пока жертва не испустила дух. – Вы должны знать, я думал о нем. Десятки лет назад. И вам надо знать, что, может, пыль в наших домах, умах, сердцах будет оседать бесконечно долго, но ведь я, мы, - Храм, для того и нужны, чтобы выметать сор.
Очищать – любой ценой.

[ruby the undead]

И раз уж пошел разговор о графомани... очередное обновление.

Сатирический фарс с элементами комедии нравов и положений, стеб над игровой механикой и пародия на одного юмориста, чей сборник зарисовок на момент написания случайно попал мне в руки...
...Вроде все ключевые слова использовал.)
Кстати, кто угадает юмориста - плюсик в карму. Нет, два плюсика. Плюсик - тому кто дочитает до конца.

Вампиры Сиродила

Спойлер - скрытое:

Надо же такое ляпнуть!
Солнце шло к закату, почти смотрело в окно. Кассий пожевал губу, в очередной раз прокусил, сделал пару мизерных шагов назад. Пятно света загоняло беднягу в угол комнаты. Вот-вот придется лезть на стулья. Линия раздела – жизни – ложилась под носками туфель.

- Это просто ужасно! – сударыня Алесса зачем-то плакала и говорила – навзрыд – так громко, что пугала случайных прохожих, а ведь была внутри особняка. – Он казался таким приятным! Воспитанным! А потом раз – и знаете, как он меня назвал? Вы слышали его?
- И как же он вас назвал? – капитан Аспер слушал вполуха. Вся эта сцена с допросом, людьми и слезами женщин напоминала собственную свадьбу. Неделю назад его тетку Агриппину увели прямо с торжества. И кто! Брат невесты! Этот факт исчез из памяти после трех дней гуляний, но теперь вот всплыл.

Алесса Трист от негодования даже посмотрела вверх, на потолок. Она так резко и так артистично дернулась, что…
"Это восхитительно, - подумал Гай, легионер Его Императорского Величества, один из двух сопроводителей капитана. – А ее кожа – будто бронза! Слезы с ее щек хочется собрать губами…".
Он моргнул и тут же подумал.
"Соленые, наверное. Вообще-то у всех соленые. Женщины – и как их земля носит?".
Легионер с сожалением покачал головой.

"…На ощупь будто шелк, - думал Кассий. – Такая теплая, нежная, душистая…", - Кассий всегда любил аристократок. Он считал, все настоящие гурманы любят аристократок.
"Правда теперь от волнений сердце ее бьется чаще. Теперь я мог бы захлебнуться", - имперец зажмурился и принялся корить собственную глупость, но быстро пришел в себя. Глянул вниз. Пошаркал еще чуть назад.

- Я порядочная женщина и не могу в приличном обществе повторять подобные… выражения.
Капитан Аспер хмыкнул – и осмотрел собственный маникюр. Скрытый под кованой перчаткой.
"Этот Гай Август – брат невесты, – нет ну что за… что за педантство! – Аспер не был уверен в значении последнего слова, но счел его достаточно оскорбительным. – Если хватать людей на свадьбах, - да за пьянство, - половина столицы сядет! А тетка – ведь она только начала новую жизнь. Вернулась из поездки в Хай-Рок, открыла магазин. Могла бы выйти замуж!".
Аспер набрал в грудь воздуха. Леди Трист приблизилась, и уже тише добавила к последней фразе:
- Я могу только намекнуть.

"…Да и платье – как его снимать? Разве что с помощью горничной… Ух ты, с помощью горничной! – мысль показалась легионеру Гаю соблазнительной. – Госпожа и горничная…".
Гай припомнил один случай - с дояркой и коровой. Бедняга виновник и сам не понимал, как подобное вышло. Разве что из-за темноты, но – что уж, былого не воротишь.
Гай поморщился и покачал головой. "Женщины - как их земля носит?!".

"Я обречен. Обречен". Кассий сложил руки пирамидкой и стал барабанить по подушечкам пальцев. И как он мог такое выпалить?! Правильно, гнить бы ему за решеткой, только, видимо, до решетки он не дойдет. Обуглится по дороге.
"Но ведь я был голоден! А она так соблазнительно открыла шею и… Все вышло само собой! О, Молаг Бал или кому-там-надо-поклоняться, я еще слишком молод, чтобы умирать второй раз!".
Показалось – или?.. Кассий подвинулся еще на шажок.
"Возьми себя в руки!".

- Намек понял, - сказал Аспер. – Теперь позвольте я опрошу виновного, - капитан взял женщину под локоть и недолго подержал, чтобы вызвать доверие.
Вот так же кто-то держал под локоть Августа, когда тот, шатаясь после горы кружек бренди, зачитывал обвинительный приговор тетке и приказывал следовать за ним. Тогда все посмеялись над шуткой – только вот потом Агриппину больше не видели.
"Кстати, надо проведать ее в камере".
- Легионер Гай, присмотрите за жертвой, а я допрошу подозреваемого.

Гай отдал честь и хотел подтвердить указания устно, только вышло какое-то бульканье.
Переволновался.
Он шагнул к жертве.
"Надеюсь, все будет в порядке, сударыня".
Но сударыня даже не повернулась. Не хотела видеть сцену допроса, наверное.

Кассий нервничал.
- Как вас зовут? – вежливо поинтересовался человек в плаще и красивых доспехах.
- К… Ин… Киний, - нашелся Кассий. В его разуме путалось не так уж много имен. Только последние слышимые.
- А родовое имя?
- Септ… ос. Септос. Киний Септос.
"Ну что за дурак! Соберись! Надо быть складным!"
А потом: "Сколько я голоден? Что, если маска слетит прямо тут? При всех?".
Смерть от солнца вдруг показалась вампиру заманчивой.

"С ней могли жестоко обращаться. Боги, да ее могли убить! Этот Август – кто знает, какой из него капитан стражи?! А ведь он сразу невзлюбил тетку. Все время как-то… зыркал".
Аспер перехватывал этот обмен взглядами во время застолья. Внезапное открытие, что там, озарение, даже отвлекло от заиканий преступника. Имперец качнул головой.
- Что же, Гай… То есть, хотел сказать, сударь. Изложите свою версию событий.

"Сказать ей… или все-таки нет? А, к даэдра, скажу!".
- Чу… - снова бульк, - чудесные вазы, мадам. Сразу видно, привозные. Я вот сколько ни был в лавках, таких нигде не видел.
Сударыня Трист повернулась, привлеченная нежданной репликой.
- Правда? Я привезла их из Алинора. Альтмеры – такие зануды. Если бы не связи с императором, - она всхлипнула, но, скорее по инерции, - мне бы не дали их вывезти. Они там очень щепетильны по отношению к фурнитуре.

Алесса набрала полную грудь воздуха, что не ускользнуло от внимания легионера, и даже второго, караулящего вход, а потом выдохнула. Что ей, убиваться из-за каждого хама? Леди улыбнулась стражнику.
- А вы коллекционируете вазы?

В таком случае можно даже не выдумывать. Лучше сказать правду. Разве что добавить… внутренней работы.
Да.
Кассий вздохнул.
- И в таком вот ключе мы вели беседу.
Он вдруг почувствовал нарастающее тепло на ладонях и, даже не подглядывая, зашаркал назад. Уперся в стул.
- Э, не возражаете? – Кассий присел, но тут же встал, подвинул стул в угол, где тень могла остаться. И снова сел. Закинул ногу на ногу, обхватил руками и прижался к стене.
Свет, между тем, успел забраться выше, да оно к лучшему: закат близко.

- О, нет, что вы! Я просто… - Гай замялся. – По долгу службы. Вазы часто крадут, - сказал он чуть мрачнее, чем следовало. – Или разбивают.
Алесса хмыкнула. И снова замолчала.

Аспер не заметил струйки дыма. Он кивнул щеголю, подумал о том, как тяжело его тетке сидеть на жестких тюремных нарах, а потом вернулся в настоящее.
- И что же дальше? - спросил он.
Преступник отвернулся.
- Так мы болтали, - сказал он, - и тут свет - да, похоже это был свет – так отразился от стекол и упал на ее кожу, и она вдруг зевнула, бедняжка, и показалась мне такой… полностью измотанной, что я, ну, я предложил ей поспать.
- Интересно. Вы так и сказали?

"Да, я засмотрелся на ее грудь, на теплую, живую шею, моя челюсть чуть не отпала и…".
- Да, примерно так. Я сказал "не хотите ли вы поспать, сударыня?".
"Ну откуда мне было знать?! Ингвар, этот мерзавец, претендующий на звание моего… создателя не сильно-то объяснял! Он сказал "мы, вампиры Сиродила, имеем защиту лорда Вайла". "Если питаться спящими и избегать ногтей, мы будем жить вечно – и никто даже не узнает".
"Ногти, ногти, ногти", - пока имперец метался в муках превращения, его "создатель" скрылся и больше не давал о себе знать. Кассий ждал несколько дней, а потом не выдержал, захотел есть.
Вампир-норд был помешан на ногтях. Ему даже снились кошмары про ногти, про тысячи ногтей, по его признанию. "Поживи с ними триста лет, повыдирай ими сердечки смертных, и не будешь так усмехаться". Ингвар спятил. И пока имперец перерождался под луной, Ингвар обламывал последний ноготь на мизинце, сгребал все в кучу, бросал в реку и садился на ближайший обоз.
А когда ногти отрастут, он снова ударится в бега.
Словом, питаться Кассия не учили. А инстинктам юнец не доверял даже при жизни. Как еще он мог повстречать вампира?
Солнечный свет меж тем поднялся. Видимо, в тюрьму Кассия потащат без ног. Разве что спасет одежда…

"Так и знал: дело пустяковое. Но… чертовы Тристы. Семейка рукопожатна с императором. Придется наказать беднягу. Да, жаль тетка Агриппина не знакома с Величеством. Тогда этот Гай Август не посмел бы… ух, Гай Август! Это ведь… оскорбление! Возможно, придется разойтись с женой. И это через неделю! Но ведь… - Капитан вызвал в памяти образ невесты и понял, что, несмотря на все прожитое с ней время, по-прежнему влюблен. – Может, не вызволять Агриппину? Что ей – убудет?".
- Вот что, - сказал капитан. – Вы, конечно, в лучших чувствах, но оскорбили светлейшую особу. Даже при смягчающих обстоятельствах это тянет на внушительный срок… - Аспер замолчал и покосился на обиженную. - Хотя, уверен, человек вашего положения в состоянии заплатить штраф. Но все это – в казармах. Не стоит докучать сударыне. Пройдемте.

Кассий вжался в стул. В стену. В тень.
- Что, сейчас?

Алесса Трист изображала оскорбленную невинность, и легионер Гай тоже молчал, но продолжал верить в успех.

Кассий поднялся. Кончики туфель не загорелись. Вампир соображал: как пробраться мимо окна? Решив не дожидаться заката, он просто шагнул и…
- Ой-ой-ой, - схватился за живот и согнулся пополам. – Ой-ой-ой!
Солнце вот-вот зайдет за горизонт, пятно света уже высоко на стенах, а под подоконником – тень. Кассий согнул колени. Если повезет, даже волосы не начнут дымить.

Такая выходка не оставила равнодушной ни капитана, ни сударыню. Легионер на входе – и тот разрывался между чувством долга и желанием помочь. И только Гай не терял надежды.

Аспер подумал было предложить руку помощи, но подозреваемый уже пересек опасное место и, якобы мучась болью, оперся на стену.
- Отравление, не иначе, - сказал он. А потом посмотрел на капитана, предлагающего руку. – Спасибо, со мной все будет в порядке.
Руки вампир не принял.
Сударыня хмыкнула и снова отвернулась.
- Вы готовы идти?
- Прошу минуту, - щеголь вздохнул, и тут же подозвал капитана поближе. – Разрешите обратиться к сударыне. Я… чувствую, я должен извиниться.
Капитан замялся. К тетке в камеру его пустят хоть в полночь. Только…
- Поторопитесь. Если верить этим песочным часам, - он указал на предмет на столе, - через пять минут у меня сдача караула.
"Через пять минут закат", - подумал Кассий. Он вдруг стал хромать и, по виду, мог не дойти до хозяйки дома и за ночь. Лишь бы та еще бегать не вздумала!

- Сударыня, - через силу, будто ком в горле, пробормотал Кассий. Он следил за тем как медленно, ужасающе, непристойно заторможено расползаются по комнате остатки дневного света. – Я даже не знаю с чего начать…
- Вы начали с утра, - перебила сударыня. – Ворвались посреди дождя, а теперь… - она вздохнула, а легионер ухмыльнулся, - теперь заканчивайте.
- Да, - вампир помолчал. – Я… - железный маникюр Аспера залязгал о железный набедренник. Кассий повернулся на звук и, желая растянуть время, кивнул капитану. Кивок не подействовал. Вампир повернулся обратно. – Я виноват перед вами. Знайте же, глупость, которую я… то, что я сказал, я… таким образом хотел выразить лишь заботу о вас. Вы – право не знаю, стоит ли говорить, - вы полюбились мне с первой встречи.
- Очень… вульгарное выражение любви в таком случае, - лицо сударыни Трист продолжало выражать безразличие.
Щеголь едва заметно пожал плечами.
- Н-да. Что ж… надеюсь, когда-нибудь вы сможете простить… меня.
Преступник развернулся, но, заметив остатки света в окне, остановился.
- Я… не буду подавать в суд за попытку отравления. Уверен, вы и не догадывались.
Алесса только фыркнула.
Кассий вздохнул.
- Ведите, капитан.

- Капитан! – Гай почти выкрикнул. И, к облегчению вампира, ненадолго задержал процессию. – Капитан! Разрешите остаться! Вдруг на сударыню еще кто-нибудь покусится. Я мог бы в таком случае… защитить ее.
Аспер не нашел, что ответить и только молча уставился на леди Трист.
- Благодарю, капитан. Не стоит. Моя горничная сможет… защитить меня куда лучше. При всем уважении к легиону.
Воцарилось недолгое молчание. Легионер Гай нахмурился, а леди Трист позвонила в колокольчик.
- Ты слышал, солдат. Идем, иначе отвечать за опоздание будешь лично.

Кассий шипел и дымился ровно секунду. Потом солнце все-таки село. Никто ничего не заметил.
Капитан довел подсудимого до ближайшего угла, остановился и попрощался.
- К-как? – заикнулся вампир, не веря второму шансу. Он уже начал меняться, но пока не мог этого ощутить.
- Я думаю, - сказал Аспер, прокручивая в уме только напоминание: зайти к тетке Агриппине. – То есть, я рекомендую вам не соваться на порог дома Трист, иначе наша маленькая тайна вылезет наружу. Видите ли, сударыня очень… ранимая натура. Самые достойные люди часто страдают от неправильно понятых ею слов, жестов, знаков внимания… Так что, сударь, приношу извинения, и, надеюсь, впредь вы не разочаруетесь в стражах порядка. Сим вынужден откланяться, у меня пересмена.
- И да, советую вам отдохнуть. Видок у вас нездоровый, если позволите.
Юный преступник проглотил слюну, и молча пронаблюдал уходящих капитана и свиту.

Едва горничная освободила Алессу от корсета (и освободилась сама), в дверь постучали.
- Не обращай внимания, милая. Я все еще в юбке.
Горничная колебалась лишь миг. Она запустила свои пальчики в нижнюю юбку госпожи, но тут в дверь снова постучали. Настойчиво.
А потом постучали еще раз.

Кассий чувствовал головокружение, будто не питался уже несколько суток. То есть, он ведь и правда не питался…
И теперь что-то изменилось. Он почувствовал, что может… усыпить кого угодно. И это сработает. Он постучал в дверь еще раз, уже сильнее. Через пару дней голода он кулаком смог бы пробить дубовую преграду.
Столько ждать не пришлось, дверь открыли. Горничная поправила лямку на плече и улыбнулась гостю, но тут же переменила выражение.
- Да как вы смеете?!
- Смею, - улыбнулся Кассий. В ладони созрел зеленый цветок; вампир прошептал формулу и коснулся этим цветком щеки горничной. Потом нежно тронул ее ладонью. – Не хочешь поспать? Возможно, твоя госпожа присоединится.
Горничная ненадолго ушла в себя, задумалась, будто действительно имела выбор. Через мгновение уже улыбалась.
- Конечно. Думаю, госпожа только обрадуется. Вас… нам… как раз не хватало.
Девушка отступила на шаг, завлекая жертву в логово, и приложила к губам палец: не в знак тишины, а из интереса.
- Так веди, - сказал Кассий и шагнул внутрь.

Аспер забыл навестить тетку. Он торопился домой – к жене.

Легионер Гай ворочался в постели. Он долго думал о леди Трист, о ее горничной, а потом, как водится, шаг за шагом, уже обдумывал причины, приведшие к инциденту с коровой. Он крутил в голове сцену ареста, только теперь на месте доярки неизменно возникала Алесса. Корова же ненадолго уходила и возвращалась в одеянии горничной.
Когда легионер наконец уснул, сам он вдруг стал пастухом – виновником инцидента.

…Аспер очень кстати вспомнил о тетке посреди патруля, спустя неделю "инцидента у Тристов". Как не вспомнить: Агриппина как бы невзначай налетела на его закованную в металл грудь. Под руку ее вел Гай Август. Хмурый капитан.
Как и в день свадьбы он выглядел озадаченным. Обиженным. Но совсем не пьяным; Аспер мог учуять алкоголь за версту.
- Племянник!
Тетка улыбалась. Всегда улыбалась и всегда выглядела молодой и свежей, а ведь была на десяток лет старше родича.
- Тетя… - капитан при исполнении улыбнулся – и так и остался скалиться. Озадачен он был не меньше сослуживца. – Так вас… выпустили, - закончил он с поистине стоическим тактом. Тетка расхохоталась – Август смутился еще больше.

Позже, при личной встрече, она прояснила ситуацию.
- На самом деле все просто. Он упал и уснул, я – прикусила губу. Но простила.
Конечно, она простила.
- И заставила написать вот это.
Агриппина вынула из декольте бумажку и развернула племяннику.
"Я больше никогда не буду пить", - гласила надпись. За подписью Гая Августа.
Аспер засмеялся.

[vechislov]

Прочитал, но придется перечитать еще раз, так как уловил не все детали и даже не весь смысл.