Все то время, на протяжении которого проходило маленькое веселья среди населения Клиффтопа, Джон гордо восседал на старом скрипучем шезлонге вливая в себя одну за другой банку пива. Крепкий алкоголь ему не лез в горло, да и не так уж и много его было, особенно если к его эффективному употреблению присоединился бы Бархан, то можно было бы считать, что вискаря и его самой удачной кактусины не было и вовсе. Он просто сидел и размышлял о чем-то своем, он не был зол или раздражен, как могло бы показаться по его задумчивому выражению лица, нет, его состояние в этот вечер было смесью из тоски и приятных воспоминаний, эдакая веселая печаль, все чаще и чаще посещающая его такими пустыми и однообразными вечерами. Бесспорно, ему было приятно перебирать свои прошлые деньки разгульной и дерзкой жизни, где каждый день – вызов, вызов всему, себе, другим людям, правилам и жестоким законам Пустоши. Как давно он перестал идти наперекор всем немыслимым обстоятельствам, как давно он перестал нарочито стараться вляпаться поглубже, а затем не менее изворотливо выбираться чистеньким, да еще и с выгодой для себя. Но сегодняшний день развеял его сомнения в своей старости и подточил, то ложное желание спокойной жизни, которую он с таким усилием обрел. Его место не в старом шезлонге около рассыпающейся заправки и не в компании местного населения, которому решительно наплевать на завтрашний день, как и на сегодняшний. Будучи зачинателем ржавого поселка, он сам посеял зерно бесцельности на этих песках и сам им заразился, обманчиво идя на поводу, он забыл себя, свое естество. И вот теперь, подобно остовам порушенных зданий ржавел и покрывался трещинами, трещинами сомнений и безысходности, лишь изредка латая их мифом о счастье жизни вдали от перестрелок, обманов и гнилых интриг, где одни создают сложные энергетические стволы, а другие скатились на уровень дикарей с копьями. Где искреннее стремление сделать жизнь людей лучше перемешалось с животным желанием убивать, где среди порушенных городов, уцелевшие самородки былой архитектуры завораживают и поражают возможностями жизни прошлого и никчемности жизни настоящего, но сулят мечты о более величественном будущем.
Да, он по-своему любил этот гребаный мир с его кровавой жизнью, который даже в предсмертной агонии, чахнет и трещит счетчиком Гейгера, но все так же остается многогранным и неповторимым. История этого мира, так похожа на образ былой жизни Бархана, только вот мир, вляпавшись в энергетический кризис, не смог вылезти из этой кучи противоречий, кто знает, может и он, Джонотан Фоер, тоже не сможет вылезти из очередного приключения, сценарий которого он так смутно наметил в своих фантазиях…
Иногда его думы нарушал Саймон – хитрая задница, подходил в основном стрельнуть папиросу другую и по-дружески обменяться колкостями, впрочем, такой вот взаимный стеб, смысл которого был лишь только в соревновании на изворотливость и остроту фраз, ничем не заканчивался. Два друга, нелепо связанные почти двенадцати годами совместных странствий были крайне упорны, естественно, что ни один не признавал поражения и как только они не старались создать видимость пофигизма к словам оппонента. Вообще история их дружбы, само по себе нонсенс, что один, что другой по натуре одиночки, лишь кратковременно способные ужиться хоть в сколь-нибудь большой компании людей. Но сходство на этом не кончалось, между, чуть больше, чем полувековым Джоном и этим тридцатипятилетним раздолбаем была еще одна немаловажная черта. Тот, что заметно моложе – Саймон, чем-то напоминал самого Джона в примерно таком же возрасте или чуть младше. Различие было лишь в том, что Джон влезал в передряги планово, обдуманно, а к Саймону приключения приходили сами и без предупреждений. Чем не гармония? Так они и ходили двенадцать лет – Саймон вляпался, Джон вытащил, редкий случай, когда было наоборот. Это и породило их дружбу, это же укрепило ее до нынешнего мгновения, когда, пожалуй, кроме друг друга у них никого ближе и не было в этом чертовом, гниющем мире, где плесень порока все больше заражает души людей.
…
Худая, изнеможенная девчонка, выписывая пируэты, продвигалась к воротам Клиффтопа, она двигалась очень отрывисто, нескладно, двигалась так, что даже самый пропитый алкоголик на Пустоши, будучи пьяным в ноль не повторил бы такую траекторию. Иногда она падала, корчась и абсолютно неестественно ломаясь, пыталась кричать, но сил хватало лишь на едва слышный хрип и жадный глоток ночного воздуха.
Собачка пыталась бежать, в тот момент, когда нападение на поселок захлебнулось, и ее Хозяйка была занята заботой о целостности собственной шкуры, тщедушная рабыня ускользнула из-под неусыпного контроля и свалила. Бежала она не от искреннего желания покинуть свою владычицу, а от страха, очередная доза химии, под воздействием жары настолько смутила ее рассудок, что от колоссального приступа паники он рванула что есть силы в совершенно необдуманную сторону. Ей просто повезло, дважды повезло, что в общей суматохе боя на нее толком не обратили внимания и каким-то чудом, свинцовые брызги рассекавшие пространство никоим образом не коснулись ее невзрачной фигуры.
Теперь она шла, шла в поселок, шла движимая лишь одним желанием – ширнуться. Неважно, что ей придется сделать для получения дозы, неважно, что ее могу пристрелить как плюгавую шавку… неважно! Ее бесцельные потуги побега не дали результата и теперь ей несказанно повезло вернуться обратно, к Клиффтопу. Ей было плевать на все, она не думала ни о чем, идя лишь на поводу искусственно привитой жажды, агония ломки волнами захлестывала ее сильнее и сильнее с каждым разом, отзываясь странной болью, словно ее сжигало из нутрии, словно каждый нерв ее тела испытывал дикую боль.
На подступе к воротам она окончательно обессилила и в очередном приступе потеряла сознание, весом все своего тощего тела, падая на холодный металл ворот, глухой, едва заметный звук окропил собой пространство. Жизнь никчемной рабыни была на волоске и теперь зависела лишь от нежности слуха любого, кто смог бы расслышать эту последнюю просьбу о помощи.
…
Милая и запуганная девочка – Роберта. Поначалу с ней был Тентру, о чем-то увлеченно ей рассказывая ровно с того момента как только он проводил ее в поселок. Потом Тентру отвалился, и девочка осталась предоставленная сама себе, позже ее усадили за стол и всячески дали понять, что ей ничего не угрожает. Вернув свои специфичные предметы обихода, и применив их, только ей известным способом, стала значительно бодрее, хотя все еще и вела себя настороженно. Ее присутствие не особо волновало всех вокруг, ровно до определенного момента, именно до него, она тихо сидела поодаль от всех, и вяло жевала что-то из еды.
…
Джон спустя получаса своего уединения опустошил припасенный запас пива и, решив слегка размять кости прошел к столу, зачитав очередной незамысловатый тост, он пропустил пару глотков вискаря и, сожрав немалый кусок брамина, удовлетворенно развалился, вяло беседуя о деталях прошедшей драки с одним из постоянных жильцов поселка – каким-то сухопарым негроидом лет сорока. Потом он застал уход Брайса и Жанетт, распрощавшись, они пошли к другим воротам, со стороны так наверняка полюбившейся им ранее водонапорной башни.
Желание проводить и как-то отблагодарить уходящую пару окончательно укрепилось вторым желанием Джона – поссать. А что вы хотели? Удивительно, что пять банок слегка кислого пива напомнили о своем пребывании в недрах организма так относительно поздно. Джон довольно быстро удалился от всех в свое жилище и спустя пять минут нагнал уходящих в десятке метров снаружи поселения.
-Эй, сладкая парочка, тормози! – Крикнул он в спины Алекса с подругой. Обернувшись, они остановились и слегка недоумевая, дождались Бархана. На плече старика болтался затертый ранец, слегка расширенный за счет подшивки из мешковины по бокам. Судя по очертаниям, древнее вместилище для книг и тетрадок, какого-нибудь смазливого юнца, наподобие тех, что живут в пещерах Лемплайт, сейчас было забито явно не по предназначению. Сняв его с плеча, Джон, молча, протянул его Алексу, рейнджер, поняв его без слов, принял его, и чуть было не уронил, несмотря на относительную компактность, сумка была довольно-таки тяжелой.
-Там жратва, немного лекарств и пара побрякушек от плазменного ружья. – Слегка смято произнес он, Алекс хотел было ответить, но Джон не дал ему такой возможности, в очередной раз, придавая своему голосу развязно-поучительные нотки. - На авианосце дадут хорошие бабки, состояние почти идеальное. Только не вздумай сболтнуть, откуда они тебя! А то у меня патронов не хватит на ораву идиотов, которые попрут сюда… - немного пошутив, они попрощались.
-Прощай Джон. – Напоследок подытожил Брайс.
-Не зарекайся рейнджер, не зарекайся. Пустошь не так велика… тебе ли не знать. – Окончание фразы потонуло в ночной мгле, как и фигуры двух людей, ведомых судьбой, такой зыбкой и порой опасной, прямо как местные песчаные бури.
…
Джон недолго простоял на месте, подождав пока покинувшие Клиффтоп скроются из виду, он тут же вспомнил о навязчивом желании сбросить балласт. Недолго думая, он развернулся и увлажнил песок прямо тут, посреди Пустоши. Как настоящему мужику, процесс доставил ему своеобразное удовольствие и дал небольшую прибавку настроения. Вернувшись в свое обиталище, он застал Саймона, но это наглое создание, мочилось прямо у ворот внутри поселка. В таком богатом поводе вновь взаимно попрекать друг друга никто отказать не смог и по дороге к столу они шумно обсуждали тему того, как Джон бы пытался поджечь яйца Саймона и как тот бы ему мешал.
-Ладно, заткнись уже, вон смотри – Подойдя к столу, вокруг которого уже постепенно, в унисон костру, угасала их небольшая пирушка, Джонни тукнул пальцев в Тентру, так по -заправски пристроившегося напротив пленников и как-то неестественно быстро выжирающего бутылку виски еще и без сопутствующего горлышка.
-А детина-то не промах, наверняка опыта побольше твоего, а, Джон. – Подначил Сай друга, на что тот лишь фыркнул и они оба подошли к Тентру встав аккурат между ним и Максом. Последний был, как то вял и надут, обидел кто что ли?
-Хэй, ты аккуратней, стеклом рожу не помни. – Слегка посмеиваясь, предостерег дикаря Джон. В то же время он повернулся и застал чокающегося грязным стеклом стакана Макса и Сая, первый видимо был не против нажраться в хлам, судя по резким движениям и выражению лица, а второй и рад бы стараться, тот еще выпивоха.
-Алкаши… - иронично оценил картину Джон и подойдя плеснул себе немного виски в стакан Сая и мигом его осушил.
-А сам то, брюзга старая. –Не задолжал Сай.
-Ну, что, как тебя… там звать то. Чего такой кислый? Вон. Бери пример с Сая, вечно с мерзкой улыбой на роже. – Присаживаясь напротив, Джон попытался разбавить тоску Блендера, ее, тоски и так при желании хватало с лихвой. Да и настроение у Бархана было не вровень тому, при котором он встретился с этим пулеметчиком.
-Ты это, если что, не серчай на меня за ту херню днем, я был не в духе. – Разливая по стаканам алкоголь, завуалировано извинился Джон. –Спасибо за помощь, классно стреляешь, не чета этому криворукому. – Кого еще Джон мог назвать криворуким? Конечно Саймона, вне сомнений, лицо последнего как то слегка исказилось, но улыбку эту не упразднило.
– Старуха то тебя не прибила? Оторва оголтелая, а живучая, мрак! Один раз было по пьяни, дал в рожу, думал развалиться нахрен, аннет, отвалилась на часок-другой и как ни в чем не бывало. – Все так же пытался разговорить Макса Бархан.
Саймон стоял молча, впал в эдакий ступор, когда глаза смотрят в одну точку а в голове витает ветер. Но вдруг до его слуха донесся странный звук слабого удара о что-то металлическое. Звук исходил стороны ворот.
-Вы слышали? Что-то еб**ло в ворота. – Информировал он сидящих товарищей. На что оба ответили ему недоуменными взглядами, видимо увлеклись, пару слов таки Джон вытянул из Макса.
-Пойду, проверю. – Махнув рукой, он скрылся в полумраке по направлению ворот. Костер уже едва освещал пространство и до места – источника звука насторожившего Сая доходили лишь малые крохи.
-А, перебрал походу, так чем ты Макс промышляешь, куда шел то, что тебя в нашу дыру занесло? – Саймон тем временем подошел к мятому металлу ворот, выцветшего желтого цвета и с усилием выдернул металлическую балку-засов. Хлипкие петли поддались даже тому небольшому весу Собачки, лежащая с опорой на плечо об те самые створы ворот, она бездыханно повалилась почти что под ноги нашедшего.
-Что за…
Саймон не медля вынул свой десятимиллиметровый ствол и направил оружие в направлении открытого пространства за воротами. Знавал он такие штучки, когда отмороженные шакалы выжженной земли подбрасывали полуживых людей, дабы привлечь внимание и попасть на желаемую территорию с очевидными последствиями. Но его взору предстала тишь и гладь остывающей земли омытая бледным лунным светом и многочисленных звезд, которые уже как две сотни лет отлично видно с любой точки Пустошей. Пожалуй, звезды и холодная Луна, навешанные Творцом по небосклону было единственным, что не изменилось ни до, ни после войны. Убедившись в отсутствии угрозы, Сай обратил внимание на тело, как оказалось, девушки, прощупал едва уловимый пульс, он втащил тщедушное тельце и заперев ворота поволок ее ближе к свету, столу да и остальному обществу.
По закатывающимся глазам и слюням так обильно тянувшимися изо рта “находки Сая”, только идиот бы не понял, что девица отъезжает из мира бренного. Сначала ей растирали вискарем щеки и лицо, дабы кровь прилила к голове, пару раз даже двинули пощечину, но пришла в себя девица только после стакана воды вылитого на узкоглазую рожу. Хотя об этом участники процесса – Макс, Сай и Джон(Тентру сидел на том же месте и что-то бубнил пленникам еле ворочав языком) вскоре пожалели, наркоманку начало корежить и крючить так, что ее пришлось держать силой по рукам и ногам.
-Мма-ать твою… Макс, держи ноги! Сай, метнись в мою халупу, слева железный ящик… там валялось два “Винта” – Прижимая девицу к столу, и матерясь, Джон таки дождался Сая с порцией дури, но применить винт ему не дала та самая немая девчонка – Роби. Подбежав, она что-то мычала, всячески одергивая руку Бархана, тот не сопротивлялся. Она жестами быстро объяснила, чтобы ошалелую наркоманку держали. Что такого она ей дала, куда треснула, нажала – всем троим мужикам, было решительно не ясно. Но Собачку удалось успокоить. С этого момента ее и поручили Роберте, снабдив на всякий случай ее порцией винта, да и вообще всей пухлой аптечкой препаратов из запасников Джона. Определили их в ту самую двухэтажную бетонную коробку бывшего магазина, надеясь, что местные жители пристроят получше двух хрупких девиц, сомнений не было, пристроят. А если нет, то можно и по роже от Джона получить.
...
Остальные пару часов прошли спокойно, разве что Тентру был бухой в прямом смысле этого слова, дикаря развезло так, что его огромное тело еле дотащили до лежака из ящиков и матраца в халупе Джона, дальше его, трое изрядно поддатых мужиков просто бы не донесли. Впрочем, сами они тоже недолго ходили. Саймон улегся там же, у Джона, где-то в углу на куче тряпья, остальным Джон рекомендовал валить в здание о двух этажах – гребаный супермаркет, бывший конечно. Там-то место для вздрыха валом. Напоследок Джон перевязал пленников, лишив обоих их скромного оружия ближнего боя, и приковал цепью прямо рядом с входом в здание заправки, обвязав железный столб двумя мотками цепи, он связал по ногам обоих и припер им по мешку, что бы спать. Руки заковал в наручники, а под оставшийся моток цепи, грузно лежащий на бетонном покрытии заправки, засунул аж три мины.
-Вы рыпаетесь – они рвут вас в клочья. Поговорим завтра. Всем спать. – Прохрипев пленникам еще немного крепких выражений, Бархан отправился спать. Улегся он почти сразу, разменявшись лишь на то, чтобы запереть дверь и засунуть под ужасно серую от грязи подушку свой кольт. Пролежав пять минут, он уже было уснул, как трель задницы Сая огласила помещение.
-Чертовы бобы… - сонно произнес виновник музыкального представления и вновь забылся сном.
-Ты сейчас у меня на улице спать будешь… - озлобился Джон, но следующий момент поставил его в тупик. С другого конца помещения, раздался приличный хлопок, сродни выстрели из мелкашки, дальше последовало бубнение дикаря на тему “злыуах духаф” и “огниануй фаде”
-Тво-ою мать! – Обезнадежено воскликнул Джонни и отвернувшись лицом в к стене уснул. Спал он недолго, его разбудил почудившийся звук чего-то механического, доносившийся с разбитого окна под потолком. Встав, он вышел, прислушался, но, не приметив ничего подозрительного, уперся обратно спать, даже пленники спали, хотя может, прикинулись, но Бархана это волновало мало, три мины как-никак, его жилище они не разнесут, а вот затворников раскурочат наверняка. Удовлетворенно свалившись на кровать, сделанную из всякого хлама, он отдался забытью сна, единственному явлению, не отобранному войной, отлично и гарантированно отвлекающему от всех невзгод и бед выжженных земель и гарантированно даруя полное неведение, хоть на какое то время.